Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [14]

Позднее в другие годы и в других местах, в поселках Иганджа и Усть-Омчуг мне приходилось видеть гораздо более красивое сияние, непрерывно движущееся и притом цветное или багровое, неподвижное. Но, в общем, явление это редкое, и наблюдать его приходилось не каждому. Конечно, это должно быть только в наших относительно низких широтах. Несомненно, что в более высоких оно наблюдается чаще. Вероятно, играет роль и то, что явление это происходит ночью, чаще во второй ее половине, когда люди спят, и видят его немногие.

Чаще оно бывало не в середине зимы, а в конце ее или ранней весной. Помню, однажды в марте 1941 года в поселке Иганджа я видел особенно красивое сияние. Именно только о таком сиянии можно сказать, что оно играет, и, вероятно, только к нему применяется название «сполохи».

Вероятно, незадолго до полуночи я увидел световые столбы, немного напоминающие лучи прожектора, но более слабые, вертикально торчавшие в северной части неба. Я сразу же обратил внимание на то, что они постепенно вытягиваются вверх и что их становится все больше, и что, наконец, они охватили весь горизонт и достигли зенита, сошлись там, образуя звезду. Потом они как бы оторвались от горизонта, а в центре звезды в зените, состоящей из довольно сильно светящихся желтовато-зеленовато-серых лучей, появилась другая звезда, вписанная в первую, багровая или темнокрасная, кажется, еще с одной — алой звездой в середине.

Все эти изменения формы и цвета сияния происходили быстро, потому что я успел увидеть все это, вероятно, недолго находясь под открытым небом на морозе. Два или три раза я наблюдал сияния в Усть-Омчуге. Впрочем, этих случаев было, вероятно, больше, но они забылись. Один из таких случаев был в начале зимы 1946 или 1947 года в начале ночи. Это было обычное неподвижное облако, тускло светящееся в нижней части северного небосклона, а в правой части этого пятна или облака тоже неподвижно сияло другое, меньших размеров пятно темно-красное или темно-багровое, вытянутое в вертикальном направлении.

Итак, я часто посещал свои разведочные объекты, часто бывал и на прииске, так как скучно было сидеть в своем бараке. Впрочем, развлечений никаких не было и на прииске. Часто ходил на охоту, большей частью в долине своего ручья Лазо, где нередко появлялись куропатки-горняшки. Их было довольно много, и подстрелить одну-две иногда удавалось. Ходил я и за перевал в долину смежного ручья Заманчивого, в котором стояла нетронутая тайга, лежал глубокий снег, испещренный следами белок, горностаев, зайцев и куропаток. Но карабкаться туда по крутым склонам на лыжах было трудно, а первая моя вылазка туда в выходной день была неудачна, да и лыжи были плохие. Поэтому я так и не собрался пойти туда вторично.

Ставил я как-то с Бауманом проволочные петли на заячьих тропах, но поймать зайца мне не удалось. А Бандура как-то поймал зайца. Но это было уже к концу зимы, должно быть, в феврале, когда приехали Овчинников и два коллектора из Криворожья — Пухкало и Барабанов. Жил у нас тогда временно и механик Калинин, строивший маленькую электростанцию у нас для освещения штольни и бараков. Помню, он с брезгливостью отнесся к пойманному в петлю и задушенному, по его мнению, все равно что дохлому зайцу. И вот тогда мы, чтобы проучить его, нажарили куропаток и вместе с ними сжарили зайца и зайцем накормили Калинина, который ел его, думая, что это куропатка, и не заметил даже, что кости в том мясе, которое он ел, были толстые, явно не птичьи.

Бандура как-то заметил возле нашего барака на снегу следы горностая и решил его поймать в ледянку. Ледянка — это остроумная ловушка, которую нетрудно сделать зимой. Он наполнил водой ведро и поставил его на морозе. Часа через полтора, когда вода покрылась толстой коркой льда, достигающей 4–5 см толщины и образующей сплошную оболочку как сверху, так и с боков и со дна ведра, он ножом проделал сверху во льду небольшое круглое отверстие и вылил через него оставшуюся воду. Затем он внес ведро в помещение и поставил на печку. Через несколько минут, когда ведро согрелось, ледяная банка легко от него отделилась. Потом он бросил внутрь нее приманку — кусочки мяса или рыбы и поставил в стороне от барака, утопив в снег до верхнего края. Следы горностая у самого отверстия ледянки я видел на другой же день, но он поймался не сразу. Я не помню, как это было, потому что прошло уже почти 33 года, но это было, потому что по поручению Бандуры я сдал на факторию при проезде через Нижний Сеймчан шкурку этого зверька. Помню даже, что получил за нее охотничьи боеприпасы на 9 рублей.

1939

Случай

В январе я составил проект на постройку санного бремсберга для спуска в долину распадка Белкина для обогащения промывкой оловянной руды из отвала штольни № 1. Осуществить его мне не удалось, потому что в это время подоспел вновь назначенный на место начальника разведки Д. И. Овчинников. После его приезда сооружение бремсберга и организация обогащения оловянной руды стало не моим делом. Им занялся новый начальник. Он переделал мой проект. Вместо низких и широких саней для перевозки руды вниз по склону, которые, по моей идее, нужно было сделать устойчивыми против опрокидывания на ходу, он заказал узкие и высокие, которые легко опрокидывались. Кроме того, он решил продлить запроектированный бремсберг на другую сторону ручья через эстакаду. В связи с этим каждый раз, когда груженые сани начинали движение вниз по склону, трос с порожними санями на конце натягивался, выпрямлялся и сильно дергал переднюю часть этих саней вверх, в результате чего они делали один-два прыжка вперед и непременно опрокидывались. Их ставили вновь, и они опять и опять опрокидывались.