Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [12]
Снова пыхтел и стрекотал мотором трактор, скрипел на морозе снег под его гусеницами и визжал под полозьями тяжело нагруженных саней. Я изредка спускался на дорогу, чтобы согреться ходьбой, но уже был осторожен и не позволял себе отставать.
Мне навсегда запомнилась дорога, хотя ничего особенно примечательного в ней не было. Трактор шел большей частью по льду Сеймчана, покрытому пушистой, толстой пеленой снега. Нередко он, сокращая дорогу, выходил на тот или иной берег и ломил напрямую через лесные участки, прокладывая себе дорогу через лес, подминая гусеницами и полозьями саней толстые лиственницы и тополя.
В начале пути в первой половине ночи мы где-то долго стояли. Тракторист жег керосиновый факел и при свете его долго что-то починял в машине, орудуя молотком. Но потом мы уже нигде не останавливались, да и негде было, так как совсем не попадалось жилья человеческого. Тракторист не отдыхал и не спал всю дорогу, которая заняла сутки с небольшим. Только к вечеру на другой день после отъезда из Сеймчана мы, наконец, прибыли на прииск имени Лазо, который, впрочем, тогда уже был переименован в «Третью пятилетку», чтобы не путать его название с рудником, который вскоре должен был открыться. Однако все называли прииск по-старому, так как уже привыкли к старому названию, несмотря на то что прииск существовал совсем недолго.
Ночевать я остался у старшего геолога Кондрашова и на другой день, взяв на прииске лошадь с санями, чтобы довезти свой багаж, отправился на рудную разведку — место моей новой работы. Это было 7 декабря 1938 года.
Прииск
И рудная разведка
Оловянный прииск имени Лазо был совсем молодым предприятием, организованным в конце истекшего лета, то есть всего за 3–4 месяца до моего приезда. Я застал там подготовительные работы: вскрывались торфа («торфа» — профессионализм, слово, обозначающее слой природных отложений и пустой породы, не содержащей драгоценного металла. — Ред.) на участках, где в первую очередь должна была начаться будущим летом эксплуатация, строился поселок горняков.
Месторождение было открыто годом с небольшим раньше полевой партией, возглавляемой геологом Владимиром Алексеевичем Титовым. Россыпь оловянного камня была за истекший год разведана шурфами, определены были запасы металла в ней, и теперь она подготавливалась к разработке. Вся работа велась вручную. Механизмов не было никаких. Лишь оттайка мерзлого грунта или речников так называемых торфов велась при помощи пара, подготовляемого котлами-бойлерами и направляемого по трубам в так называемые пойнты — трубчатые буры, забитые в грунт. Оттаявший грунт разрыхляли кайлами и нагружали лопатами в большие короба, укрепленные на деревянных полозьях. Каждый такой короб двое рабочих тащили из вырабатываемого карьера-углубления на отвал. Для того чтобы лучше скользили полозья коробов, дорожку часто посыпали снегом и поливали водой. Верхом механизации или последним словом техники считалась так называемая мехдорожка, то есть скреперная лебедка с бесконечным канатом или тросом, к которому крюками прицеплялись те же короба или ящики на полозьях, вытаскиваемые этим устройством из карьера на отвал, где они разгружались людьми, которые их опрокидывали.
Прииск располагался в долине левого притока Сеймчана, речки Дерас-Юрега. Мне он очень нравился своей живописностью — пленяла почти нетронутая многовековая лиственничная тайга. Лес — толстые трехсот-четырехсотлетние лиственницы — совсем недавно начали рубить в долине упомянутой речки, и только на участке прииска, выше устья ручья Лазо, впадающего в речку слева, он был совсем не тронут. Бегали белки, горностаи, зайцы. С места на место перелетали белые куропатки.
Рудная разведка Лазо — место моего назначения — располагалась в 3–4 километрах от прииска, в верховьях одноименного ручья. Летом 1938 года, то есть за 3–4 месяца до моего приезда, поиски рудного месторождения производила здесь геолого-разведочная партия Дмитрия Петровича Васьковского, которой удалось найти пока только две жилы с промышленными концентрациями оловянного камня, их и разведывали, когда я туда приехал. В это время проходилась штольня № 1, по другой жиле добивалась глубокая траншея № 4. Кроме того, добивались 3 или 4 канавы, в которых тоже были признаки кварцево-турмалиновых жил с касситеритом.
Управлял или руководил разведкой до моего приезда молодой техник-геолог Василий Иванович, или просто Вася Бандура, за 3 или 4 года до этого окончивший Киевский геолого-разведочный техникум и успевший 4 года назад побывать на кратковременной практике или, лучше сказать, на экскурсии в Кривом Роге, на руднике, где я тогда работал. Впрочем, я его к этому времени совсем забыл, потому что группа студентов, в которой он был, насчитывала человек 30, и пробыли они у меня совсем недолго, не более 3–4 дней. Он был единственный вольнонаемный работник на разведке. Все остальные, как рабочие, так и младший технический персонал: коллектор Бауман, десятник Петин и взрывник Кондаков — были заключенные. Рабочих, помнится, было около 20 человек.
Жильем на разведке служили два барака таежного типа, в одном из которых, побольше размерами, стоящем в средней части долины, жили все рабочие, а в другом, построенном вплотную к правому склону долины, жили Бандура, коллектор, десятник и взрывник. Барак был как бы отгорожен от всей долины канавой глубиной метра полтора, по которой протекал ручей или пролегало его русло, теперь совсем замерзшее. В нескольких шагах выше барака русло ручья прижималось к тому же правому склону, у которого он стоял, образуя как бы мыс или полуостров. На берегу росла большая кривая лиственница, уцелевшая именно потому, что она была кривая, непригодная для постройки. Весь остальной лес в долине ручья был вырублен, когда строили бараки. Снег в ту зиму, когда строили, был очень глубок. Это было видно по высоким, оставшимся от деревьев пням. Один из них особенно высокий, более двух метров, торчал на другой стороне ручья почти против барака.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Януш Корчак (1878–1942), писатель, врач, педагог-реформатор, великий гуманист минувшего века. В нашей стране дети зачитывались его повестью «Король Матиуш Первый». Менее известен в России его уникальный опыт воспитания детей-сирот, педагогические идеи, изложенные в книгах «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». Польский еврей, Корчак стал гордостью и героем двух народов, двух культур. В оккупированной нацистами Варшаве он ценой невероятных усилий спасал жизни сирот, а в августе 1942 года, отвергнув предложение бежать из гетто и спасти свою жизнь, остался с двумястами своими воспитанниками и вместе с ними погиб в Треблинке.
Книга писем 19-летнего командира взвода, лейтенанта Красной Армии Николая Чеховича, для которого воинский долг, защищать родную страну и одолеть врага — превыше всего. Вместе с тем эти искренние письма, проникнуты заботой и нежностью к близким людям. Каждое письмо воспринимается, как тонкая ниточка любви и надежды, тянущаяся к родному дому, к счастливой мирной жизни. В 1945 году с разрешения мамы и невесты эти трогательные письма с рассуждениями о жизни, смерти, войне и любви были изданы отдельной книжкой.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.