Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [114]

Я их тогда сфотографировал, но снимок, к сожалению, затерялся.

К концу дня мы доехали до кулинского моста и остановились в том же помещении, где жил Авраменко с рабочими, пользуясь гостеприимством дорожного прораба, производившего достройку моста.

На Кулинской электростанции

Года на 3 раньше, то есть в первый и второй годы войны, когда разворачивались предприятия золотодобывающей промышленности нашего управления, была построена большая электростанция для обеспечения этих предприятий электроэнергией. Электростанция, работающая на дровах, от которой на предприятия тянулись высоковольтные линии электропередачи, была построена на высокой 40-метровой террасе правого берега Кулу вблизи моста.

По проекту намечалось снабжать электростанцию дровами, заготавливаемыми в верхнем течении Кулу и доставляемыми на электростанцию молевым сплавом (сплав древесины без судовой тяги. — Ред.). Здесь они улавливались при помощи перегораживающего реку бона, состоящего из бревен, соединенных в узкие сплотки, укрепленные вдоль стального троса. Но ко времени нашего приезда туда уже давно никакого сплава по реке дров не было. Их возили тогда несколько десятков студебеккеров с полуприцепами, работавших на американском бензине. Не знаю, было ли это рентабельным делом — возить дрова, изнашивая импортные автомашины и расходуя импортный бензин, чтобы потом на этих дровах получать электроэнергию. Она обходилась, конечно, очень дорого.

Мост черев р. Кулу. Фото 70-х гг. XX века.

Здесь, на Кулинской электростанции, нашей партии следовало получить для работы двух лошадей. Этим вопросом я и занялся утром следующего после приезда дня. И вот когда я был в конторе электростанции, дожидаясь начальника, который должен был подписать распоряжение о передаче мне лошадей, произошел трагический случай. В конторе вдруг поднялся переполох. Прибежал один из сотрудников и сообщил, что только что погиб мальчик, сын одного из служащих на электростанции.

Группа детей гуляла за окраиной поселка на краю обрыва террасы. Внизу борт террасы состоял из глинистых сланцев и был очень крут и обрывист. Верхняя часть террасы, состоящая из речных галечно-песчаных отложений, была довольно пологой и далеко не такой крутой, как нижняя. Здесь на некоторых участках можно было ходить и даже бегать. Дети и были как раз на одном из таких пологих участков, поросших мелкой лиственницей, и занимались своими играми. Мальчик лет шести погнался за другим, разбежавшись сверху вниз, не успел задержаться на краю обрыва и упал в протекавший внизу бурный поток. Вода после прошедших недавно дождей стояла на высоком уровне, течение было быстрым, и никого из взрослых людей, которые могли бы прийти на помощь, поблизости не оказалось, и ребенок утонул. Пока кто-то из детей прибежал и сообщил об этом, было, конечно, уже поздно спасать, но все же там принимались какие-то меры, но они не увенчались успехом. Даже труп мальчика не был найден.

На Кулу мы прожили дня два, оформляя приемку лошадей. Раз или два ходили по мосту через реку в поселок, в клубе которого бывали киносеансы. Но скоро кончилось и это. Отправив лошадей через перевалы вдоль берега в сопровождении прораба Лепихина и возчика Бекашева, мы в полном составе отплыли вниз до устья речки Инякан, откуда нам предстояло начинать свои полевые работы.

Дальше наш геолого-съемочный отряд в составе меня, прораба Лепихина, рабочих Карпенко или Лукьянова, которые поочередно, сменяя один другого, работали в нашем отряде и стерегли кунгас со всем нашим скарбом на берегу, а также четвертого члена нашего отряда, постоянно находившегося с нами возчика Бекашева с двумя лошадьми, двигался по берегу, переваливая через водоразделы из одного притока Кулу в другой. Поисковый отряд в составе прораба П. И. Авраменко, промывальщика Малыгина, рабочего Ручки вместе с кладовщиком Чабудаевым и Карпенко или Лукьяновым сплавлялся от устья одного из притоков Кулу к устью другого на кунгасе и производил опробование речных отложений, двигаясь по долинам притоков.

В самом начале работы нам необходимо было преодолеть самый трудный перевал из долины речки Инякан в долину ручья Затон, смежного с названной речкой. Подъем на перевал был пологий, и мы преодолели его шутя, но спуск был высок и очень крут. К тому же это был северный склон, на котором под сфагновым мхом был мерзлый грунт со льдом и лед, не тающий под мхом все лето. Это был очень трудный спуск, но другого пути не было. Нельзя было и обойти перевалы, пройдя по берегу Кулу, потому что там были непроходимые прижимы.

Когда я приехал на Кулу, Авраменко рассказывал, что дня за два до нашего приезда проезжала к месту работ начальница партии Татьяна Афиногеновна Боровских. Останавливалась она на часок, и он угощал ее жареной рыбой — хариусами, пойманными в Кулу. Она спросила: «А чем же вы ловите рыбу?». Он, подумав, ответил: «Да вот этим, как его, — лицом». «Каким лицом?», — спросила она в недоумении. Оказалось, что он «для смеха» притворился, что хотел заменить неприличное слово «морда» другим, более литературным.

А рыбу ловили действительно так называемой мордой, то есть снастью, подобной обыкновенному вентерю, только сделанной из лозы или из ивовых прутьев. Эти сооружения, подобные корзинкам квадратного сечения, имели коническое окончание и входной, тоже конический ход и два полутора-двухметровых крыла, направляющие рыбу к коническому входу. Ставятся они на отмелой части речного берега входным отверстием книзу в начале лета, когда рыба идет к истокам реки, и наоборот — входом кверху, когда рыба ближе к осени спускается по течению.