Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [108]

Но вскоре наступил день, когда в Нагаево должен был ошвартоваться теплоход, на котором прибывали Лиля с детьми. Воля накануне выехал в Магадан и привез их всех в Усть-Омчуг.

Поселились все, включая меня, в ту квартиру, которую дали Воле весной в новом, только что построенном доме. Квартира была неудобная, состоящая из двух комнат по 12 м² каждая, в доме коридорной системы. Обе комнаты, соединенные дверью, выходили своими окнами на улицу. Одна из них была угловая.

Мы все смогли поместиться в ней только потому, что все дети Воли и Лили были еще маленькие и занимали мало места. Самой большой из них — Наде недавно еще исполнилось 9 лет, Инне было 7 с половиной, Нэле не было еще пяти, а Димке был 1 год и 3 месяца.

В этой квартире все мы жили временно, так как для Воли еще с лета начали строить новый дом. Вернее, он был не новый, так как до этого стоял в Детринском разведрайоне, и там в нем жили люди. Но район был закрыт, и с базы его, находившейся в 5 км, в Усть-Омчуг было перевезено несколько построек, в том числе и этот дом, который теперь был уже заново сложен на новом месте.

Дом состоял из двух больших комнат, приблизительно размерами 5×5 м, разделенных капитальной стеной.

Каждая из этих комнат была разделена теперь перегородками и превращена в отдельную квартиру, к которой была пристроена еще кухня. К своей квартире брат пристроил большую кухню размерами 4×4 метра с расчетом, чтобы она могла служить и столовой для большой семьи.

Теперь все это было уже построено, и дом был оштукатурен снаружи. Нам предстояло еще обить квартиру изнутри дранкой под штукатурку. Этим мы и занимались с братом по вечерам после работы в ноябре и в начале декабря 1944 года. Помогали нам обшивать стены дранкой и штукатурили их вслед за этим два плотника из стройцеха. Кроме этой работы нужно было еще и высушить свежую штукатурку из речного ила с очень небольшой примесью из цемента. Для штукатурки использовался тогда именно ил, потому что на Колыме почти совсем нет известняка, так же, как и глины.

Для сушки штукатурки использовалась большая железная печь, сделанная из двухсотлитровой бочки из-под бензина или спирта. Ее приходилось постоянно передвигать к стенам и в углы, где штукатурка особенно плохо сохла, когда «прижали» декабрьские морозы с температурой за минус 50 градусов.

Вторая квартира в нашем домике устраивалась для Игоря Борисовича Ларионова, семья которого состояла из жены, дочери и свояченицы. Поэтому он кухню сделал себе поменьше, чем брат.

Эта возня с квартирой, главным образом из-за сушки штукатурки, которая была трудоемкой из-за того, что приходилось дежурить в ней по ночам, чтобы не оставлять жарко топящуюся печь без присмотра, протянулась до середины января. И только тогда мы, наконец, смогли перебраться в нее.

Надя и Инна вскоре после приезда поступили в первый класс школы и начали свою трудовую жизнь.

Вскоре после возвращения с полевых работ я имел беседу с академиком Сергеем Сергеевичем Смирновым, известным ученым и крупным специалистом по оловянным месторождениям, издавна курировавшим оловянные месторождения Северо-Востока. Эта встреча с академиком почему-то заменила в этом году обычную приемку полевых материалов комиссией с придирчивой проверкой записей в полевых книжках и дневниках, проверкой километража маршрутов, проделанных различными работниками, проверкой полевой геологической карты, зарисовок обнажений и прочего.

Моя беседа с Сергеем Сергеевичем была непродолжительной, потому что он не особенно заинтересовался непромышленным оловянным рудопроявлением, исследованием которого занималась моя партия.

Новая квартира брата оказалась особенно удобной для меня тем, что домик этот стоял совсем близко к построенному годом раньше геолого-поисковому отделу. Расстояние здесь было меньше сотни шагов, и это позволяло тратить совсем мало времени на ходьбу на работу из дома и наоборот. При необходимости можно было сбегать и домой за чем-нибудь, забытым там. Помню, как один раз, зайдя домой, увидел сидящих на диванчике и дружно ревущих Нэльку и Димку. Лиля ушла в магазин, а им одним стало почему-то страшно ее дожидаться.

Дом стоял недалеко от берега Омчуга на низкой надпойменной террасе, на которой не росла лиственница, а только тополь, осина и ива. Еще недавно, когда началась война, здесь так же, как и на месте, где был построен геолого-поисковый отдел, был молодой лесок, в котором росла красная смородина и встречалась изредка даже ароматная княженика. На другой площади были оставлены старые осины. Одна из них, толстая и большая, росла всего в четырех шагах от кухонной двери. Она оказалась дуплистой, с выгнившей серединой и однажды была повалена шквалом ветра перед надвигавшейся грозой. При этом она чуть не задавила Лилю, которая стояла к ней спиной и, занятая своим делом, не видела, что дерево падает прямо на нее. К счастью, это увидел Воля, шедший в этот момент домой и случайно оказавшийся уже близко. Он дико закричал, и это спасло Лилю, которая успела отскочить в сторону.

В этой квартире, довольно тесной и не очень светлой, освещаемой днем маленькими подслеповатыми окошками, но чистой и теплой, я прожил с семьей брата до первого нашего отпуска и отъезда на «материк».