Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [107]

Но рыбу здесь варварски истребили еще в первые годы работы прииска «Бодрый», когда ее стали глушить взрывчаткой. На дне каждой из этих глубоких заводей оставалось много убитой, но не всплывающей из-за того, что у нее были разбиты плавательные пузыри, рыбы и буквально устилающей участки дна.

Во время осеннего перелета здесь собиралось много водоплавающей дичи, привлеченной обилием проток и озер, богатых кормом. Здесь была когда-то хорошая охота. Плохо было только то, что от нашей базы сюда было 17 километров и нужно было затратить около 4 часов для преодоления этих километров. Впрочем, иногда в ненастную погоду удавалось выкроить денек, чтобы сбегать сюда с ружьем.

В пешем маршруте

Еще в предыдущем году, производя стотысячную геологическую съемку в бассейне верхнего течения Бахапчи, я обратил внимание на то, что нанесенный П. Н. Спиридоновым гранитный массив Геркулес в действительности имеет неоднородный состав и как бы составлен двумя частями — северо-восточной и юго-западной, сложенными, соответственно, порфировидным биотитовым гранитом и крупнозернистым биотитово-роговообманковым грано-диоритом.

В пределах заснятой тогда площади эти две части массива не соприкасались. На линии водораздела расстояние между ними было больше 200 метров и с удалением от этой линии еще увеличивалось.

Предполагалось, что обе части массива имеют общий контакт на северо-западе, то есть в бассейне притоков Детрина, но это требовало проверки.

Решение этого вопроса было включено в задание нашей партии. И вот теперь, в последние дни августа, нужно было проделать маршрут, чтобы исследовать истоки и, вернее, течение речки Тунгуски, впадающей в приток Детрина — речку Амын.

Перевалить из верховьев Тэнгкели в истоки Тунгуски было нельзя, так как там очень крутые подъемы и спуски по склонам роговиковых сопок. Поэтому маршрут туда пришлось проложить пеший.

В августе было уже холодно, хотя и стояли солнечные дни. По ночам были уже крепкие заморозки. Это заставляло взять с собой палатку, печку и топор. Спальных мешков у нас не было. Поэтому вместо постелей взяли верхнюю одежду. Помню, что вместо телогрейки я взял американскую куртку из костюма лесорубов. Такой костюм состоял из длиннополого сюртука или куртки и полукомбинезона, то есть очень длинных, до груди, брюк на помочах. И то и другое было сшито из зеленого шинельного сукна и покрыто сверху брезентом защитного цвета.

Одежда эта имела нелепый вид, была жесткая, как фанера, и производила впечатление сшитой не на людей. Вероятнее всего, эта одежда была заготовлена каким-то предпринимателем, долгие годы лежала на каких-то складах, так как не находила спроса и, наконец, была сбагрена какому-то нашему представителю-лопуху.

До верховьев Тэнгкели наш скарб был довезен на лошадях, но оттуда мы его потащили на своих горбах, а лошадей вернули.

Первая ночь, проведенная в истоках Тунгуски, была очень холодная, морозная. В палатке было холодно, даже когда в печке пылали дрова. Я тогда впервые видел, что пылающая печка постепенно заполняется жаркими красными углями от сгоревших поленьев, но в палатке становится заметно холоднее, потому что жар, наполняющий печку, дает гораздо меньше тепла, чем пламя горящих дров.

Нам удалось установить, что сложенные различными породами, гранитами и гранодиоритами интрузивные тела почти полностью обособлены одно от другого и соприкасаются между собой только в одной точке — на одном из отрогов левого водораздела Тунгуски.

По дороге дальше в долине Тунгуски было множество спелой крупной голубики, которую мы усиленно поедали.

На устье Тунгуски мы вторично ночевали, ловили там маленьким бреднем, который у нас был для хариусов и омулей. Мне тогда бросилось в глаза, что там была сухая нежирная рыба, почти совсем не имеющая сальников с запасом жира, тогда как на Бахапче та же рыба — хариус и омуль — была настолько жирная, что рыболовы, ловившие там рыбу в 1943 году для Армянской обогатительной фабрики, растапливали внутренний жир, сливали его в бутылки и жарили потом на нем ту же рыбу. На вкусе это никак не отражалось, так как запах и рыбы, и ее жира был одинаков.

Опять в Усть-Омчуге

Ко времени нашего возвращения в Усть-Омчуг уже вовсю действовала открытая нами новая тропа, по которой часто ходили транспорты на Бахапчу. Это нам даже пригодилось, так как у нас оказались излишки ВМ (взрывчатых материалов. — Ред.), которые мы и сдали бахапчинцам прямо у нас на базе, а они повезли их от нас к себе в разведрайон.

Возвращение наше в один из последних дней сентября было ничем не примечательно. Не было ни снега, ни дождя и никаких приключений. Мы неторопливо добрались до трассы, потом я предполагал отправить Авраменко в Усть-Омчуг за машиной для перевозки нашего скарба. Но на перевалочной базе, построенной у автодороги, мы узнали, что скоро должна подойти машина с грузом для Бахапчи. Пришлось подождать ее и на ней ехать в Усть-Омчуг.

В Усть-Омчуге я поселился теперь в квартире Воли. Лиля со старшими детьми была уже в дороге из Днепропетровска, а младшие продолжали еще жить в магаданском круглосуточном детском доме.