Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [105]

Тропа здесь появилась позднее, когда этим путем стали пользоваться для перевозки грузов для Бахапчинского разведрайона вьючным транспортом. Лошади, проходя по тайге без дорог, всегда выбирают свой путь лучше, чем это делают люди, предпочитая пролегающий здесь собственный след или след, оставленный другими лошадьми. Поэтому там, где пройдут лошади несколько раз, всегда образуется тропа, становящаяся в относительно сухой, незаболоченной местности все более торной и удобной для хождения не только животных, но и человека. Вероятно, идя по едва заметному следу, лошади пользуются главным образом зрением, потому что чутье у них, как известно, развито слабо. Отправляясь в путь, я думал, что отсутствие тропы будет задерживать мое продвижение, так как нужно будет тратить время на то, чтобы искать потерянный конский след. Но это оказалось не так. Я не искал следов, а шел просто вверх по долине к перевалу, потому что местность была исключительно удобна для передвижения и идти было очень хорошо и без тропы.

Комары уже исчезли около недели назад, и было лучшее время колымского лета или ранней осени. Погода стояла отличная. Сияло солнце на голубом лазурном небе, где бродили лишь редкие мелкие белые облачка. Ветра не было. Тайга была еще изумрудно-зеленая, слабо испорченная желтизной ранней осени.

Вышел я в путь со своей базы ранним утром и, пройдя около 4 километров, зашел на устье Сталинградца в палатку М. А. Беляева, остановившегося здесь несколько дней назад. Он производил тогда триангуляцию (один из методов создания сети опорных геодезических пунктов. — Ред.) в нашем районе. У него я сидел недолго. Мы пили чай, и разговор наш вращался вокруг военных событий. В частности, помню, говорили мы почему-то о противотанковых ружьях, которые тогда были новым оружием. Помню, в газетах тогда уже меньше говорилось о применении бутылок с горючей смесью, а больше о противотанковых ружьях.

Потом я пошел дальше и не останавливаясь шагал до перевала, где присел покурить. Прошел я и место прошлогоднего ночлега в маршруте ниже по ручью, где остался черный круг от костра и кучки высохших веток — остатки постелей вокруг костра. Вспомнил, как нас тогда заедали кровожадные кровососы. Особенно наседали они на нас, когда мы, только что сварив суп, пытались есть его, сидя у костра. Делать это было очень трудно, потому что вокруг наших голов вились плотные рои комаров, которые стремительно бросались к лицам, едва кто-нибудь приподнимал накомарник. Они гудели, вызывая этим зуд кожи, даже в густом дыму, в котором люди задыхались и кашляли. Вот мы и исхитрялись, быстро приподнимая край накомарника, стараясь донести ложку супа до своего рта так, чтобы возможно меньше комаров успело утонуть в супе. Комары очень действовали на нервы, и не удивительно, что рабочий Иванов, которого за маленький рост и моложавое мальчишеское лицо многие называли «сынком», ругал комаров последними словами. «У, падло!» — бормотал вполголоса он. — «Видал падло, сам падло, но такого…». Из-за нелепой бессмыслицы этих слов они мне и запомнились навсегда.

Старую, очень слабо проторенную тропу я видел только на перевале, в очень низкой седловине, где лежало уже упомянутое старое, вросшее в мох тележное колесо. Здесь же, как я помню, присаживался покурить и годом раньше, спустившись с высокой эффузивной сопки, изрытой воронками молний.

В долине ручья Силинцовой, который П. Н. Спиридонов назвал так по фамилии понравившейся ему тунгуски, я заметил старую шурфовочную линию, где на старых выкладках «проходок» буйно росла брусника. На ягодах уже пунцовели стороны, обращенные к солнцу, но они были еще совсем зеленые. Помню, я решил, что это связано с тем, что шурфы в то время проходили на пожоги и в выкладки «проходок» попадало вместе с породой много золы от сожженных в шурфах дров, а брусника всегда очень охотно растет на старых пожарищах, питаясь там калийными солями золы.

Потом я услышал шум проходящей впереди по дороге автомашины и решил, что я уже почти у цели, не больше чем в двух километрах от нее. Вскоре я действительно вышел и на дорогу, в долину р. Анманнанджи. Но дорога оказалась пустынной, и я, посидев возле нее, решил, что дальше ожидать попутную машину не стоит, и не торопясь двинулся в сторону Усть-Омчуга с тем, чтобы сесть на попутку, если она будет, или дойти пешком.

Вскоре после того, как я пошел, мне стало казаться, что иду я напрасно, потому что до Усть-Омчуга далеко — почти 30 км, и что скоро обязательно будет попутная машина, и скорее всего, не одна. И еще вспоминалось, как три года назад мы вместе с Авраменко сидели у его знакомого гостеприимного дорожного прораба всего лишь на 7 км дальше от Усть-Омчуга, причем тогда дорога была закрыта, так как не работал паром на Детрине, а мы все же ожидали машину целый день, хотя и тщетно, а теперь дорога работает. Но я все же продолжал идти, так как не хотел терять времени — нужно было торопиться, чтобы скорее вернуться и продолжать выполнение полевого задания. Кроме того я помнил и о том, что попутная машина может и не взять меня, особенно если это будет бензовоз с цистерной вместо кузова или если в ней просто не окажется места. Гнало меня вперед и то, что сидеть на месте, ожидая машину, было бы слишком скучно, и мне казалось, что я просто не усижу без книги и без всякого занятия.