Неофициальная история крупного писателя - [39]

— Завтра будет траурный митинг, так. пусть Чжуан Чжун стоит на трибуне!

Самое удивительное, что, получив эту весть, Чжуан сразу расстался со всеми своими странностями. Он уже больше ни в чем не сомневался и прикинул, что стоять на трибуне митинга несколько менее почетно, чем быть членом траурного комитета, но все же доста­точно, чтобы возвышаться над миллионами, а это со­всем неплохо. На следующий день он в черной унифор­ме, с белым траурным цветком в петлице скорбно и сосредоточенно поднимался на заветную трибуну...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Герой обнаруживает бандита в комнате для приезжа­ющих, а вслед за этим сталкивается с проблемой: как бы поесть баранину из самоварчика

В Пекине проще всего встретить знакомого на цент­ральной улице Ванфуцзин — Княжеский двор. Однаж­ды, когда писатель шел по этой улице, он в дверях книжного магазина «Новый Китай» столкнулся с Вэй Цзюе. Это была первая их встреча с тех пор, как Чжуан Чжун сам столь успешно наведался к старику. Чжуан знал, что за прошедшее время отдел, в котором работал Вэй Цзюе, прослыл черным гнездом реабили­тации правых, а Вэй благодаря своему заботливому ученику был обвинен в попытках разложения группы образцовых революционных пьес. На гребне борьбы против реабилитации правых в газетах появилось не­мало статей, обличающих Вэй Цзюе, правда, без ука­зания его имени. Короче говоря, Чжуан никак не был психологически подготовлен к встрече с ним. Под пси­хологической подготовкой я понимаю слова, которые позволили бы ему обратиться к Вэю с учетом новей­шей обстановки и в то же время без утраты своих вы­соких принципов. Не успев придумать таких слов, он просто спросил:

— Как поживаешь, Вэй?

К удивлению Чжуан Чжуна, его бывший учитель вовсе не выглядел пришибленным или печальным, а со­хранял вполне бодрый вид. Седые усы на его длинном смуглом лице топорщились даже воинственно. Испы­тующе глядя на Чжуана, он ответил вопросом на во­прос:

— А как ты поживаешь?

В его тоне явно звучала насмешка над одним из крупнейших писателей современного Китая. Чжуан Чжун немного рассердился, но потом вспомнил, что уже не раз доносил на старика. Может быть, он нако­нец решил отомстить? Если так, то ему еще мало до­сталось, надо отдать его в руки Вэй Тао, который покажет ему, почем фунт лиха. Угрожать бесполезно, он все равно ничего не поймет, а вот ответить на его провокационный вопрос нужно. И Чжуан начал тер­пеливо рассказывать учителю о своей новой пьесе «Решительный бой», о ее большом значении и ценности.

Но этого старого бумагомараку, закосневшего в правизне, казалось, совершенно не тронуло то, что скоро должно увидеть свет такое эпохальное произведение. Он лишь прищурился, точно сморщился, и воскликнул:

— Как, ты все еще пишешь о том же самом? Чжуан Чжун чуть не взорвался:

— А о чем я должен писать?!

— Ты ничего не слыхал? — посерьезнел Вэй Цзюе. Изумленно вытаращив глаза, Чжуан ждал, что он скажет дальше, но Вэй словно проглотил уже приго­товленные слова и добавил только:

— Я советую тебе все как следует разузнать!

Он с достоинством удалился, а Чжуан Чжун смот­рел на его крепкую фигуру и сокрушенно вздыхал: «Правильно говорят, что легче сдвинуть гору, чем из­менить природные склонности. До чего консервативен этот старик! Если я донесу, что он выступает против пьесы о борьбе с буржуазией внутри партии, ему снова придется плохо... Впрочем, погоди, погоди. Что озна­чает его совет обо всем как следует разузнать? Про­шло уже больше месяца после смерти председателя Мао, а новостей никаких нет. Может быть, действи­тельно что-то случилось?»

Чжуан пошел домой, расспрашивая по дороге всех знакомых, не слышали ли они чего-нибудь. Люди отри­цательно качали головами, а он ясно видел, что они шеп­чутся друг с другом. Уж не повторились ли какие-нибудь из прошлых событий? Теперь он с гордостью мог сказать, что у него богатейший опыт борьбы и в любой, даже самой серьезной обстановке он не утратит верной позиции.

Когда Чжуан Чжун вернулся домой, уже стемнело. Он вдруг вспомнил, что нужно узнать, прочитала ли Цзян Цин его пьесу и когда будет поставлено его тво­рение. Позвонил к Вэй Тао — его не оказалось дома, а где он, ему не пожелали ответить. Странно! Повесив трубку, Чжуан начал бродить по комнате, хотел кое-что исправить в пьесе, но в душе его словно скакали обезь­яны и лошади. «Ладно, когда Цзян Цин прочтет, тогда все сразу и исправлю!» Он попробовал почитать книгу, но иероглифы расползались перед глазами, точно мура­вьи. В конце концов его взгляд остановился на фото­графии, где он запечатлен с поднятым кулаком, да­ющим клятву всегда придерживаться верного курса. Эту фотографию как еще один бесценный исторический документ он выпросил у корреспондента, который сни­мал на собрании.

«Бам, бам, бам!» — раздалось у него над головой. Наверху была комната для приезжих, но сейчас она пустовала.

«Бам, бам, бам!» — повторилось снова.

— Кто там? — громко крикнул он. Никто не от­ветил. Странно! Чжуан склонил голову и прислушался. Ему чудилось, что кто-то бьет посуду, двигает мебель,— не иначе как там вор! Писатель бесстрашно ринулся наверх. В коридоре было темно, но в конце его ма­ячила чья-то тень.