Неофициальная история конфуцианцев - [33]
— Что же делать? — спросил Янь Чжи-хэ. — Ведь имеется вызов в ямынь.
— Твой братец все время хвастался своей дружбой с уездным, Таном, — засмеялся Ван Жэнь. — Почему же он испугался и. убежал?
— Что об этом говорить. Братца моего и след простыл… А вот нарочные кричат и требуют его. Не могу же я бросить дом, чтоб искать его, да и он вряд ли захочет вернуться.
— Это дело тебя не касается, — сказал Ван Жэнь, — ведь вы живете порознь.
— Ты не понимаешь, — возразил Ван Дэ. — Эти нарочные знают, что он богат, ну и, как говорится, «хватают ту голову, на которой отросли волосы». Если же наш зять откажется отвечать за брата, то будут придираться еще больше. Сейчас надо действовать по принципу «вынимай дрова из-под котла» — попросить кого-нибудь успокоить истцов, добиться от них заявления о прекращении дела, и концы в воду. К тому же, мне думается, дело не серьезное.
— Не обязательно просить кого-нибудь, — заметил Ван Жэнь. — Мы сами сходим к Ван Сяо-эру и Хуан Мын-туну и договоримся с ними. Свинью надо вернуть Вану и сунуть немного серебра его брату на лечение ноги, а Хуану отдать вексель. За один день все и уладим.
— Вы правы, уважаемый шурин, но жена моего брата — баба глупая, — возразил Янь Чжи-хэ, — а племянники — сущие волки: ничьих советов не послушают. Разве они согласятся, расстаться со свиньей и векселем?
— Не говори, зять, об этом. Если невестка и племянники заупрямятся, придется тебе пострадать и выложить еще несколько лянов за свинью, а что касается векселя этого Хуана, то мы, как посредники, напишем ему бумагу, в которой признаем вексель недействительным. Вот тогда можно считать, что дело улажено.
Наконец решение было принято, и все обошлось как нельзя лучше. Младшему Яню пришлось выложить из своего кармана с десяток лянов серебра, включая и расходы в ямыне, и дело было прекращено. Через несколько дней он устроил пир и пригласил к себе шуринов, но оба сюцая отказались прийти под предлогом занятий в школе. Тогда Янь Чжи-хэ приказал слуге сообщить им, что у его жены появились боли в сердце и она просила братьев зайти побеседовать и отведать вина. Шурины сразу явились, и Янь Чжи-хэ проводил их в зал для гостей. После чая хозяин приказал слуге доложить госпоже о гостях. Через некоторое время служанка попросила братьев в покой госпожи. Войдя в комнату, они увидели свою сестру, худую, с желтой, как у выжатого лимона, кожей. Медленно передвигаясь, она накладывала в тарелочки семечки тыквы и шелушила каштаны. Заметив братьев, она бросила свое занятие и пошла им навстречу. Потом к ним вышла кормилица с трехлетним младенцем, который родился от наложницы. Ребенок был одет в красную рубашонку, шейку украшал серебряный обруч[64]. Когда оба брата пили чай, вошла служанка и передала поклон от наложницы Чжао. Оба поспешно выразили свою благодарность.
Братья расспросили о домашних делах и о здоровье сестры. Больная пожаловалась на слабость, и братья посоветовали ей принимать побольше укрепляющих лекарств.
В это время накрыли на стол, и их пригласили в зал. Обменявшись незначительными фразами, заговорили об Янь Чжи-чжуне.
— Я никак не могу уразуметь, брат, как это Янь Чжи-чжун за свое сочинение был зачислен на казенное содержание? — улыбнулся Ван Жэнь.
— Это же было лет тридцать назад. В то время главными экзаменаторами назначались цензоры из числа мелких чиновников. Что они понимали в сочинениях! — ответил Ван Дэ.
— Сейчас Янь Чжи-чжун ведет себя все более странно, — заметил Ван Жэнь. — Мы ведь с ним родня и несколько раз в год приглашаем его к себе, а он нам и рюмки вина не поднес. Помнится, только несколько лет назад, когда он сдал экзамены, он пригласил меня на пир.
— А я и тогда не пошел к нему, — нахмурился Ван Дэ. — Из-за того что ему удалось сдать экзамены, он заставлял нести ему подарки. Со всей округи деньги тащили. А уж про эту мелочь из ямыня и говорить нечего. Каждый из них отвалил ему сотню или две чохов[65], и он, несмотря на это, задолжал повару и мяснику, и до сих пор отдавать не хочет. Месяца через два после этого мясник устроил скандал. На что это похоже?
— Стыдно признаться, — заметил Янь Чжи-хэ, — но не стану скрывать от вас. Есть у меня несколько му плохой земли. В семье четыре человека, а мы отказываем себе и в цзине свинины. Захочет сынишка поесть, купишь ему в лавке самую малость на четыре цяня, и все. А у брата совсем нет земли и семья большая. Каждые три дня они покупают на пять цзиней мяса, готовят его так, что пальчики оближешь. За один присест съедят мясо, берут в кредит рыбу. Когда мы разделились, у него было столько же земли, что и у меня, да он ее всю проел.
А сейчас он тащит через заднюю дверь стулья из грушевого дерева и меняет их на пирожки с мясом. Разве это дело!
— Из-за вашей болтовни мы забыли даже про вино, — засмеялись гости. — Неси-ка сюда игральные кости.
Янь Чжи-хэ принес их и протянул гостям.
— Давайте бросать кости. Кто наберет за раз больше всех очков, того будем считать чжуанюанем. Выигравший должен выпить чарку.
Братья неоднократно выигрывали, и им пришлось осушить десятки чарок. Но странно, кости будто знали судьбу человека: Янь Чжи-хэ так ни разу и не стал чжуанюанем.
