Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II - [76]

Вопросы питания раненых и госпитального персонала даже не возникали. Всего имелось вдоволь.

А тут!? Борис невольно представил себе, как мечется его Катеринка в поисках хоть какой-нибудь пищи для троих детишек.

Слушая рассказ Кати, он молчал и сосредоточенно думал: «А что же дальше? Так и будем здесь перебиваться этим мизерным пайком?! Нет, это невозможно. Надо что-нибудь придумывать!»

Так незаметно они подошли к центру станицы. Прохожих не встретили. Еще было слишком рано. Торопясь домой, они выехали из Майского еще до 5 часов, и сейчас в Александровке еще было раннее утро.

Наступил новый, 1946 год. Это был первый его день. Завод не работал, не поднимались еще и колхозники. Из труб кое-каких хат вился дымок, очевидно, проснулись только хозяйки, начавшие готовить завтрак.

От центра станицы, перед видневшимся впереди зданием обгоревшей школы, вместо того, чтобы повернуть направо к их дому, они вдруг повернули налево в переулок и вышли на Теречную улицу.

Борис вспомнил, что Катя как-то в письме упоминала о том, что им пришлось переменить квартиру, так как в их доме организовали школу. Но он думал, что это было временное переселение, что за три года, прошедшие с изгнания гитлеровцев из Александровки, уже успели восстановить школу и им вернули их прежнюю квартиру.

Оказалось, совсем не так.

Они подъехали к маленькой, покосившейся саманной хатенке, отгороженной от улицы плетнем. Где-то, по-видимому, в сарае раздавался злобный неистовый лай собаки, учуявшей прибытие посторонних.

– Вот и наши хоромы! – невесело усмехнулась Катя. – Хорошо хоть не на улице.

Открывай ворота, да отпусти Джека. Полкан заперт крепко, не вырвется.

Борис прошел вперед, отодвинул плетневые ворота и ввел лошадь с санями во двор. Джек, отпущенный с поводка, принялся бегать вокруг дома, по огороду, своим присутствием вызывая безудержный лай собак и собачонок окружающих домов.

Взяв один из узлов, Борис направился к маленькому крыльцу, его встретила уже раздетая Катя. Она быстро подошла к саням, взяла один из больших чемоданов, догнала Бориса и вместе с ним вошла в дом.

– Ребята еще спят, они, когда одни, то всегда спят все вместе на нашей кровати, я ее сюда перевезла. Ну, а когда я дома, то Майя спит со мной, а Нина и Эла спят на своих кроватях.

Когда Борис немного осмотрелся в полутемной кухне, в которую они перетащили все вещи, он увидел, что кухонька эта – с небольшой плитой, кухонным столом, простой скамейкой и парой табуреток, пола не имеет. У нее был такой же, правда, хорошо утрамбованный и довольно чисто выметенный земляной пол, как в доме Давыдыча в Краснодаре. Кухня освещалась маленькой керосиновой лампочкой. Под потолком висела электрическая, но она почему-то не горела.

– Раздевайся да подымай девчат. Пусть Эла завтрак готовит, а я съезжу в правление колхоза и лошадь отведу. Там сейчас очень трудно с лошадьми. И этой бы не получила, кабы не Прянин. Он тоже недавно вернулся. Ну, да сегодня увидитесь. Он про себя сам расскажет. Я поеду. Смотри, Полкана не выпусти. Джека можно в кухню пустить.

– Девочки, вставайте! Папа приехал! – с этими словами Катя вышла из дома, и через несколько минут было слышно, как она понукает уставшую лошаденку, проезжая по улице.

Из кухни в комнату вела небольшая дверь, которая в это время была плотно закрыта. Дверь эта находилась сантиметра на 15 выше пола кухни, из чего Борис заключил, что в комнате имеется деревянный пол.

Раздевшись, повесив шинель и шапку на колышек, вбитый в стену у двери, впустив Джека, стоявшего в ожидании у входа и приказав ему лежать недалеко от порога, Борис с замирающим сердцем направился к двери, ведущей в комнату.

Когда он ее стал приоткрывать, она скрипнула, и из-за нее сейчас же послышался девичий визг.

– К нам нельзя, мы еще не одеты. Нельзя, нельзя! Мы сейчас выйдем.

Борис остановился. Он смутился. В его представлении девочки, которых он оставил 4 года тому назад, все еще были детьми, а на самом деле старшей было уже I7, средней больше 10 и даже младшей уже исполнилось 8.

Конечно, появление мужчины, хотя и отца, от которого они за 4 года разлуки отвыкли, их переполошило. И предстать перед ним неодетыми и непричесанными им было стыдно.

Но вот они, наконец, немного привели себя в порядок, дверь открылась, и на пороге показалась темноволосая, стройная девушка, одетая в довольно поношенное, но чистое ситцевое платье, с толстой, хотя и не очень длинной косой, перекинутой через плечо. Конечно, это была Эла, за ней несмело выглядывала подстриженная головка девочки лет десяти – Нины, и быстро выпрыгнула растрепанная, с торчащими вихрами, самая маленькая 8-летняя Майя.

Последняя оказалась самая храбрая, она быстро подбежала к присевшему на скамейку Борису, вскочила к нему на колени, принялась его целовать и кричать:

– А вот и папа приехал. Вот и приехал!

Вслед за ней к отцу подошли и Эла с Ниной. Они тоже поцеловались с ним, но более сдержанно и как-то степенно.

Затем Эла заявила:

– Идите в комнату. Нина, застели постель, а ты, Майка, перестань прыгать, а подмети лучше пол в комнате, да собери книжки, которые вчера раскидала по столу.