Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II - [54]
Борис сообщил, что его учреждение уже готово к выезду и что только по совету командира автороты решили отложить отъезд до утра. Этим заявлением он очень удивил руководителей госпиталя № 1818, совершенно не представлявших себе возможности такой оперативности. Они решили поделиться своими затруднениями по поводу размещения личного состава: занимать комнаты, приготовленные для отдыхающих, им очень не хотелось. Алешкин представил им своеобразный выход.
– Сейчас, – сказал он, – мы построим людей нашего госпиталя, распределим их по машинам и оставим их ночевать или около тех машин, на которых они поедут, или на них. Нам к этому не привыкать. Сейчас середина лета. Погода стоит прекрасная, так что не беспокойтесь, через час в вашем распоряжении будут все помещения.
После этого Алешкин вернулся к себе, вызвал Захарова и отдал ему соответствующие распоряжения. А еще через час все врачи, медсестры, дружинницы и санитары после распределения по машинам собрались около них (автоколонна стояла в парке санатория) и устроили настоящий концерт.
Долго еще раздавались песни, музыка и веселый смех на большой лужайке посреди парка этой беззаботной молодежи, отправляющейся в неизвестный им город для выполнения не совсем понятных задач.
Единственным человеком, который выражал неподдельную грусть расставания с Баден-Польценом, был Лагунцов (начальник гаража госпиталя № 27).
Дело в том, что Алешкину было приказано оставить при санатории все шикарные легковые автомашины, которыми он обзавелся в Германии.
И это обстоятельство огорчало больше всего именно Лагунцова. Он ворчал:
– И черт меня дернул собирать все эти машины! Пусть бы сами их искали, как я искал. А теперь вот ни за что ни про что – отдавай! А в этом разваленном курятнике (так он окрестил госпиталь № 1818), даже и шоферов-то порядочных нет.
Однако ворчи не ворчи, а приказ есть приказ.
Лагунцов сумел сохранить для госпиталя лишь две легковые машины, одну «Опелль-Капитан», выменянный у начсанупра, числящуюся в трофейных, и вторую, тоже нигде не записанную ДКВ, – малолитражку, на которой Алешкин часто ездил сам.
Поздней ночью замполит Павловский разогнал разгулявшуюся молодежь, а на рассвете колонна госпиталя тронулась в путь.
Ехали не спеша, выбирая наиболее сохранившиеся и лучшие дороги, иногда давая значительные крюки.
Лагунцов, который руководил движением, говорил, что лучше сделать 10–15 километров крюку, да проехать по хорошей дороге, чем ехать напрямую, да мучиться с проездом по разбитым колеям, выбоинам и воронкам от взрывов.
В переезде очень помогла карта государственных дорог Германии 1940 года.
Алешкин хранит ее и до сих пор.
Переезд до города Сандомира занял больше трех суток. В город приехали около двух часов дня. Остановили колонну на базарной площади в центре города. Алешкин и Захаров в сопровождении двух автоматчиков направились подыскивать помещение.
При въезде в город они видели военный городок, состоявший из нескольких казарм. Подъехав туда, обнаружили, что в нем занята одна казарма автомастерской какой-то воинской части. Остальные три казармы находились в таком плачевном состоянии, что приведение их в порядок потребовало бы массу материалов и, по крайней мере, месячный срок.
Начальник мастерской сказал, что недалеко от них есть городская больница, которая используется не вся. Поехали туда. Действительно, в нескольких деревянных зданиях полубарачного типа размещалась городская больница.
Борис переговорил с главным врачом, тот заявил, что один из бараков пустует, и что после небольшого ремонта его можно приспособить для работы. В нем можно будет развернуть 40–50 коек. Места для размещения личного состава нет. Конечно, это госпиталю тоже не подходило. Тогда главный врач заявил, что в Сандомире есть прекрасное здание духовной семинарии. Занятий там сейчас нет, здание, где размещены классы, пустует. Пустует и общежитие, так как слушатели разъехались. Он дал провожатого, и минут через 15 Алешкин и Захаров входили во двор, обнесенный высоким кирпичным забором. Во дворе, кроме церкви – костела, находилось два больших здания. Одно учебное и другое общежитие. Отпустив провожатого, Борис и Захаров переглянулись и согласно кивнули головами.
Надо сказать, что внутрь двора им попасть удалось не сразу. Минут пять они толклись около крепкой дубовой двери, в окошко которой выглядывал сморщенный сухой старичок, категорически отказывающий пропустить пришельцев. Только появление перед дверью автоматчиков, один из которых не вытерпел и произнес такую фразу, что, наверно бы, и стены покраснели, старик открыл дверь, а сам, путаясь в длинной сутане, побежал куда-то вглубь двора.
Когда Борис и Захаров очутились в середине двора и стали мысленно планировать размещение в нем и зданиях подразделений госпиталя, откуда-то из-за угла церкви показалась целая делегация. Впереди шел высокий, представительный, еще нестарый ксендз, за ним два других, потолще и постарше, самым последним семенил старичок, открывший им калитку.
Подошедшие поздоровались. Наиболее представительный из них густым, басовитым голосом, на ломаном русском языке спросил, что им нужно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.