Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II - [55]

Борис ответил ему на польском, что он начальник госпиталя, и что они хотят здесь временно на два-три месяца разместить в зданиях колледжа госпиталь.

Ксендз вынул из кармана бумагу и молча протянул ее Борису. В бумаге по-польски и по-русски было написано, что помещения семинарии-колледжа освобождаются от постоя воинских частей. Эта бумага была подписана каким-то польским полковником.

Алешкин внимательно прочитал бумагу, а затем сказал:

– Я подчиняюсь маршалу Рокоссовскому. У меня предписание развернуть госпиталь в Сандомире. Ваши здания сейчас пустуют, мы будем в них находиться, очевидно, до октября месяца, после чего их освободим. Мы гарантируем, что из зданий ничего не будет похищено, и сами они не будут попорчены.

Разрешите нам осмотреть здания, может быть, они нам еще и не подойдут. Ксендзу ничего не оставалось сделать, как показать помещения.

Он повел за собой Бориса и Захарова, послав куда-то одного из сопровождавших его монахов.

Здание колледжа вполне подходило для размещения госпиталя и по размерам, и по порядку расположения комнат-классов. Требовалось только на время вынести парты и заменить их кроватями.

Здание общежития, состоявшее из многочисленных комнат-келий с высокими сводчатыми потолками и узкими окнами, было не очень уютно, но всё-таки могло служить жильем для медсестер, санитаров и дружинниц. Решили, что для врачей и начсостава подыщутся жилые помещения в ближайших домах, у населения.

Сопровождавший Алешкина ксендз просил оставить примерно около трети общежития для служителей, проживающих в нем в настоящее время. Скрепя сердце Борис согласился. Не очень-то ему хотелось, чтобы на территории госпиталя находились посторонние люди, да к тому же еще и монахи. Но делать было нечего. Пока шли эти переговоры, а происходили они в келье-кабинете настоятеля колледжа, последний нетерпеливо поглядывал на дверь. Но, видно, так ничего и не дождавшись, дал свое согласие на въезд госпиталя в эти помещения.

Алешкин вызвал одного из автоматчиков, дал ему поручение съездить на центральную площадь и привезти колонну сюда, к зданию колледжа.

Но прежде чем тот успел выйти, в комнату вошел, почти вбежал юркий человечек, еле переводя дух, обратился к Алешкину:

– Пан майор, пан бургомистр города просит вас к себе на беседу. И до тех пор никаких мер по размещению госпиталя не предпринимать.

Борис про себя чертыхнулся, но делать было нечего. Он понял, что настоятель его опередил. Алешкин знал, что в городе существует польская гражданская власть, но надеялся согласовать с ней свое размещение в колледже, так сказать, постфактум, после того, когда оно будет произведено.

Получилось наоборот.

К этому времени уже было известно, что поляки не очень-то охотно предоставляют общественные учреждения Красной армии, особенно в районах Восточной Польши. Борис предполагал, что бургомистр отведет такое здание, в котором развернуть госпиталь будет если не невозможно, то невероятно трудно.

Но ничего не оставалось делать, как ехать к бургомистру. Ссориться с местной властью было и неразумно, да и попросту невозможно.

Бургомистр находился в здании ратуши, стоявшей на той же площади, где находилась автоколонна госпиталя.

Подъезжая к площади, Борис и Захаров с ужасом увидели, что все машины автобата уже разгружены, находившееся на них имущество свалено в кучу прямо на площади, а лейтенант-командир роты садится в первую машину и колонна собирается тронуться в путь.

Разъяренный Борис вскочил на подножку машины, в которую сел лейтенант, и гневно закричал.

– Кто вам позволил разгрузиться? Как вы смели без моего разрешения?

– Разгрузиться нам позволил капитан Павловский, а смели мы этого требовать потому, что имели приказ доставить вас до города Сандомира. Мы это сделали. А как вы будете здесь устраиваться, это не наше дело. Мы должны скорее вернуться в свою часть. Так что не кричите на меня, товарищ майор. Поехали, – обернулся он к шоферу.

Борису ничего не оставалось делать, как выругаться, соскочить с подножки и устроить скандал Павловскому. Однако теперь было не до ссор. Надо было ехать к бургомистру и добиваться хоть какого-нибудь помещения. Грузы, сваленные на площади, могли попортиться, если начнется дождь.

Бургомистр встретил Алешкина и Захарова у входа в его комнату. Он сносно говорил по-русски. Поздоровавшись и предложив им сесть, он начал:

– Что же это, товарищи, вы нарушаете договор, подписанный товарищем Берутом и маршалом Рокоссовским? Ведь в нем последний обещал не занимать под воинские части помещений без разрешения городских властей. На вас жалуются. Вы еще в городе-то не пожили, а уже ссоритесь с местными жителями.

– С какими жителями! – возмущенно воскликнул Алешкин. – С попами, да и не ссоримся с ними, а договариваемся.

Бургомистр усмехнулся.

– Мне уже доложили, как вы там договариваетесь. С автоматчиками врываетесь в помещение, принадлежащее церкви, устраиваете там панику и предъявляете невыполнимые требования.

– Да какие требования? – вмешался в разговор Захаров, – нам нужно развернуть госпиталь. Для вас же, для поляков. Бандеровцы-то больше всех вас же бьют! Мы нашли подходящее пустое помещение. Попросили предоставить его нам на два-три месяца. Хозяева этого помещения соглашаются. А вы говорите, врываетесь.