Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II - [28]

По-видимому, это были дезертиры, не успевшие в свое время скрыться в крепости и теперь бродившие по городу, мародерствуя и одинаково боясь как своих, так и бойцов Красной армии.

В то время, пока Борис разговаривал со Скопиньским, в отделение пришел Вадим Константинович Павловский. Он принес пачку свежих газет и раздал их медсестрам и дружинницам.

Нужно сказать, что между медперсоналом и больными очень скоро появилось довольно сносное взаимопонимание, и Павловский поручил медсестрам и дружинницам, прочитав сообщаемые в газетах сведения, каким-нибудь образом доводить содержание прочитанного до обслуживаемых ими больных. Большинству удавалось проделывать это более или менее удовлетворительно.

Заглянув во фронтовую газету и просмотрев сводку, Борис увидел, что его госпиталь, как и части, пытающиеся овладеть крепостью, теперь находятся в глубоком тылу, и что фронт продвинулся теперь к самым границам Германии.

Он расспросил Павловского, почему прекратилась артиллерийская стрельба. Павловский рассказал, что перестрелка прекращается уже во второй раз, первый раз это было на второй день прибытия госпиталя в Грауденц, а второй раз сегодня.

– Дело в том, что фашисты выслали парламентеров. Генерал, командующий осажденной крепостью, обещал прекратить сопротивление, если его войскам разрешат выехать со всем вооружением и присоединиться к своим частям.

Генерал Комаров ответил, что ни о каких переговорах не может быть и речи. Что он предлагает фашистам капитулировать. Парламентер обещал доложить командованию крепости, а пока просил прекратить артиллерийский обстрел. Со своей стороны, от имени фашистов он обещал также не вести огня.

Генерал Комаров согласился с этим и отдал приказ о прекращении огня. Фашисты же вместо подготовки к капитуляции согнали к крепости остававшихся в той части города жителей – женщин, стариков и даже детей, и принялись восстанавливать повреждённые укрепления.

После получения донесения от разведки об этих действиях, Комаров приказал вновь начать обстрел.

Сегодня прибыл второй парламентер, который также от имени командующего генерала давал обещание прекратить сопротивление, если войскам разрешат выехать из крепости с личным оружием.

– Очевидно, – продолжал Павловский, – этот генерал плохо представляет себе обстановку и не знает, что, во-первых, почти все побережье уже в наших руках, а во-вторых, не понимает и того, что Советское командование ни в какие переговоры с фашистами не вступает.

Командующий группой Красной армии вторично ответил парламентеру, что речь может идти только о безоговорочной капитуляции и предупредил, что он не позволит производить какие-либо работы на укреплениях. Комаров дал им на раздумывания четыре часа. Вот сегодня потому и затишье.

В течение прошедшей недели Борис был так занят в операционной, что, по совести говоря, даже и не замечал того, что в это время делалось вокруг госпиталя. Оставив Павловского в палате, Борис вышел на двор. На улице было достаточно тепло, и он с наслаждением вдыхал свежий весенний ветерок, слабо дувший откуда-то с северо-запада. В этот момент к нему подошла старшая медсестра Мертенцева, в руках у нее был сверток белья.

– Товарищ майор, – обратилась она к Алешкину, – мы только что вернулись после прочесывания подвалов в двух кварталах от нашей больницы. В одном из них мы наткнулись на целый лазарет. В нем 20 раненых. Обслуживает их какой-то врач-поляк. Помогают ему женщины-монашки.

Из его слов мы поняли, что у них плохо с питанием, медикаментами. Я осмотрела этот подвал, оказывается, это было бомбоубежище, и в нем можно разместить человек 200 раненых. Мы уже здесь забиты до отказа, что, если там сделать филиал нашего госпиталя? Борис задумался. Идея ему понравилась.

– Это далеко? – спросил он.

– Да нет, меньше километра отсюда.

– Проводи меня туда.

– Надо взять автоматчиков.

– Зачем? У меня автомат и пистолет, у тебя тоже автомат есть. Как-нибудь отобьемся. Да потом, тут же кругом наши бродят. Пойдем.

Через несколько минут, зайдя домой и взяв висевший над кроватью автомат, Борис вышел во двор.

Мертенцева, которая путешествовала по этим подвалам много раз и хорошо в них ориентировалась, выйдя из ворот госпиталя, свернула налево и, пройдя по тротуару десятка три шагов, спрыгнула в яму, которая вела через окошко фундамента в подвал. Борис последовал за ней.

Он обратил внимание, что того свертка, с которым он ее встретил, у нее уже не было. Он спросил:

– Тоня, а что это за белье у вас было?

– Ой, да я и забыла рассказать. Тут мы еще в одном подвале, наверно, какого-нибудь магазина, целый склад белья обнаружили. И мужского, и женского, и постельного. – Она немного смутилась: – Вот я набрала себе и девчатам немного и хотела доложить товарищу Захарову, да вот еще не успела.

Через полчаса, переходя из подвала в подвал и иногда пересекая заваленные битым кирпичом улицы, Борис вместе с Мертенцевой уже находился в том бомбоубежище, о котором она говорила. А еще через несколько минут он уже беседовал с пожилым толстым человеком, врачом-хирургом, который и показал ему свой лазарет. После осмотра помещения, в котором находилось даже около 100 коек, Борис предложил Янковскому (фамилия этого врача) стать начальником этого госпиталя для раненых поляков. Мобилизовать в помощь себе знакомых врачей, которые находятся в городе, и жителей и собирать в это помещение всех раненых и больных из ближайших подвалов. При этом Борис заверил Янковского, что в самые ближайшие часы в это отделение доставят медикаменты и продовольствие. И впредь он будет все это получать из аптеки госпиталя и из кухни регулярно.