Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II - [17]

Получив этот приказ, Борис собрал Захарова, Павловского и Минаеву и приказал сразу же после завтрака приступить к погрузке. По предварительным расчетам, ее можно было закончить в течение полутора-двух часов. Ведь следует помнить, что большая часть имущества, груженная на машины госпиталя и находившаяся на них во время переезда по железной дороге, не разгружалась, поэтому погрузка и могла произойти так быстро.

* * *

22 марта 1945 года в 12 часов дня колонна, состоящая из 15 автомашин, уже следовала по дороге в Бромберг[1]. У прибывшего лейтенанта имелась карта, правда, немецкая, но и по ней можно было легко проследить, что госпиталю предстоит проделать путь в 200–240 километров.

И хотя большая часть пути проходила по так называемым государственным дорогам Германии (как известно, фашисты считали Польшу своей провинцией), а эти дороги были хорошо асфальтированы и почти не разрушены, всё-таки иногда обледенение асфальта, а местами еще не закрытые воронки от бомб заставляли передвигаться сравнительно медленно.

Колонна госпиталя прибыла в Бромберг около 9 часов вечера. Это был большой город и хотя он имел довольно значительные разрушения, но совсем не походил на те потрясающие развалины, которые встречались ранее в Новгороде, Пскове, а сейчас и в Варшаве, которую пришлось проезжать, и где, по существу, не уцелело ни одного дома.

Младший лейтенант подвел колонну к какому-то довольно мрачному зданию с готическими окнами, окруженному высокой железной вычурной оградой. Подойдя к Борису, лейтенант, следовавший в голове колонны на одной из своих машин, сказал:

– Ну вот, товарищ майор, прибыли. В этом здании сануправление фронта, пройдите туда и выясните, где будем разгружаться.

Взяв с собой Павловского и оставив за себя Захарова, Борис прошел за ограду. На крыльце их остановил пожилой солдат – часовой. Подсвечивая себе фонариком, он посмотрел удостоверения личности Алешкина и Павловского и впустил их в здание.

Глава четвертая

После небольшой прихожей, освещенной яркой электрической лампой, Алешкин и Павловский вошли в широкий, также ярко освещенный коридор. В него выходило множество двустворчатых, довоенных, как сказал Павловский, дверей. Да и вся обстановка коридора совсем не походила на военную, даже на ту, которую уже видели наши герои в Таллине или Раквере. Здание не носило печати никаких следов разрушения, а обставлено было с невиданной до сих пор Борисом и Павловским роскошью.

Между дверями стояли мягкие кресла и диваны. Окна закрывали тяжелые светонепроницаемые шторы, а на стенах висели какие-то картины.

По-видимому, до войны, да, вероятно, и во время нее, дом этот принадлежал какому-нибудь богачу, который, не испытав тяжести ее, при приближении Красной армии улепетнул куда-нибудь за границу.

Хотя и интересно было Алешкину и Павловскому рассматривать все эти диковинки, невиданные ими в течение почти четырех лет, но ведь они пришли сюда не за этим. Толкаться в каждую дверь и спрашивать, где здесь находится начальник сануправления фронта, они не решались. К их счастью, из одной двери вышел какой-то немолодой уже капитан с папкой под мышкой и направился вдоль по коридору, минуя наших друзей, не обращая на них никакого внимания.

Появление его было настолько неожиданным, и шел он так стремительно, что Борис опомнился только тогда, когда этот человек готовился войти в одну из следующих комнат. Борис крикнул:

– Товарищ капитан, будьте добры, скажите, где нам найти начальника сануправления 2-го Белорусского фронта, генерал-майора медицинской службы товарища Жукова?

Спрошенный удивленно приподнял голову и довольно невнятно пробурчал:

– Пройдите по коридору до конца, поверните направо, в тех комнатах и располагается сануправление.

Сказав это, он исчез в той комнате, в которую шел.

Последовав указанию капитана, Алешкин и Павловский очутились в узеньком небольшом коридорчике без окон, но с четырьмя дверями с обеих сторон. Борис рассержено заметил:

– Нас, небось, жучат, заставляют на каждом перекрестке указатели ставить и на дверях вывески вывешивать, а сами расселись по разным комнатам, найди тут, кого надо. Где сидит этот самый генерал?

Павловский, подумав, ответил:

– Наверно, нужно пройти в самый конец коридора и зайти в последнюю дверь…

Не будет начальник размещаться здесь на проходе.

Так они и сделали.

После стука в правую крайнюю дверь они услышали довольно приятный женский голосок, крикнувший совсем по мирному:

– Кто там? Заходите.

Зайдя в небольшую комнатку, Борис и Павловский увидели большой письменный стол, заваленный какими-то папками и бумагами, у окна маленький столик с пишущей машинкой, а у стены большой шкаф.

Около шкафа на корточках сидела маленькая женская фигурка и раскладывала в него папки, лежавшие около нее на полу.

– Кто там? Что вы хотите? – спросила она, приподняв голову и отбросив со лба свесившиеся в беспорядке белокурые кудряшки.

Борис, заметив на ней погоны младшего лейтенанта, сказал:

– Поднимитесь, товарищ младший лейтенант. Так говорить неудобно.

Девчушка, а она оказалась именно такой, видимо, вспомнив какие-то уроки о дисциплине, быстро вскочила и, оправляя гимнастерку, глядя в упор на человека, осмелившегося сделать ей замечание, рассмотрев его майорские погоны, довольно небрежно спросила: