Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II - [11]

Полякова присела к столу и тут же написала заключение о беспочвенности доносов и о прекращении возбуждения следственного дела.

Катя совсем успокоилась и проводила свою гостью вполне доброжелательно. Когда Полякова рассказала о своем путешествии начальнику Майского райотдела НКВД, тот, посмеиваясь в свои седоватые усы, тихонько пробормотал:

– Я был уверен в этом. Мы эту женщину хорошо знаем. А нам было очень нужно и полезно, чтобы и вы сами лично ее узнали и поняли, на кого можете в станице Александровке опереться.

* * *

Конечно, обо всех этих событиях Борис узнал от своей Кати через два года. А в то время он, успокаиваемый ее письмами о полном благополучии семьи, даже и не подозревал того, что пришлось пережить его любимой Кате.

Да, да! Любимая! И кто бы там около него ни был, какая бы близкая женщина ни находилась, по настоящему любимой была только та, которая ждала его в Александровке.

Глава третья

Итак, госпиталь № 27 30 января 1945 года закончил погрузку в эшелон и тронулся в путь по направлению к Польше. Очевидно, приказ о спешной отправке госпиталя был достаточно строгим, потому что комендант станции то и дело торопил и Алешкина, и Захарова, непосредственно руководивших погрузкой.

Вероятно, было бы немало неприятностей и начальнику госпиталя, и его помощникам за задержку погрузки, если бы не помощь пограничников, которых по приказанию генерала Зайцева комендант выделил целую роту, И то, что с большей частью громадного вспомогательного хозяйства, руководство госпиталя решило расстаться.

Посоветовавшись, Борис и Захаров решили оставить в Раквере все возимые еще из-под Ленинграда деревянные стенды. Взяли с собой всего 50 немецких складных двухъярусных кроватей. От матрасов взяли только чехлы. Оставили в Раквере большую часть железных печек, занимавших всегда много места, а также и самодельной жестяной посуды – тазов, ведер и т. п. Они справедливо рассудили, что дело идет к весне, а, кроме того, в Эстонии, в отдельных домах находились хорошие чугунные печурки. Вероятно, такие же можно будет найти в Польше.

Пришлось оставить и передать пограничникам значительную часть посуды и продуктов, вывезенных Гольдбергом из Таллина. В эшелоне было всего 10 теплушек и 6 платформ. Платформы были заняты автомашинами. Одну теплушку пришлось отдать имевшимся в госпитале 5 лошадям с запасом фуража для них. (Они таки нагнали госпиталь в Таллине и даже привезли с собой кое-какие запасы овощей).

Две теплушки заняли кухня и склад продовольствия. Одну теплушку отдали под вещевое имущество. Таким образом, для размещения всего личного состава госпиталя осталось б теплушек. В одной разместился штаб и весь офицерский состав, то есть врачи и старшие медсестры. В остальных – санитары, дружинницы и младшие сестры.

В штабной теплушке, кроме офицеров, находилась переводчица, которую Павловский от себя не отпускал, и Игнатьич с Джеком.

Перед переездом из Раквере предстояло освободиться от многих трофейных вещей, появившихся почти у всех работников госпиталя.

Дело в том, что, несмотря на бои, а впоследствии и на изгнание фашистов, частная торговля ни в Таллине, ни в других городках Эстонии, в том числе и Раквере, не прекращалась. У многих из госпитальных работников, несмотря на ежемесячное отчисление по аттестатам, приобретение военных займов и просто пожертвований в Фонд обороны, всё-таки скопились кое-какие деньги.

Ведь ни под Ленинградом, ни около Войбокало, ни на Новгородчине и Псковщине тратить их было некуда: Военторги до армейских госпиталей не добирались, других лавок и магазинов не было. Поэтому, попав в Таллине, а затем и в Раквере в условия «свободной торговли» на толкучке, почти все напокупали самых разнообразных вещей не только для себя, но и для своих семей. Многое было захвачено и в немецком госпитале, главным образом нового столового и постельного белья. Все прекрасно понимали, что дома сейчас их семьи в этом испытывают большую нужду.

Но тем не менее все лишнее из частных вещей пришлось оставить в Раквере, в эшелон это взять было нельзя – не было места.

Однако нет худа без добра. Пожалуй, именно потому, что было жалко оставлять купленные и благоприобретенные вещи просто так, а покупателей на них в Раквере, конечно, не было, Захаров поехал в штаб армии, чтобы договориться о передаче их работникам какого-нибудь госпиталя.

Вернувшись, он, к радости всех, сообщил, что имеется разрешение главного командования каждому офицеру раз в месяц отправлять домой посылки с личными вещами весом до 8 килограмм. Конечно, все немедленно этим воспользовались. За несколько часов до отправления эшелона Борис упаковал купленные на барахолке пальто, какую-то старую шкуру лисицы, кое-какие вещи из белья, немного материи, старые платья, а другую посылку заполнил столовым бельем, простынями, полотенцами и еще чем-то. Вторую посылку ему удалось отправить за счет Павловского, которому отправлять посылки было некуда.

Одним словом, посылки отправили почти все, но все же значительную часть трофейного барахла пришлось оставить в Раквере. Наконец, после свистка кондуктора, эшелон № 1247, в котором следовал полевой госпиталь № 27, тронулся в путь. Приехавшие за два часа до отправления медсестры, санитары и дружинницы госпиталя принялись благоустраивать теплушки для жилья. Поставили в каждой из них железные печки, так как на улице было холодно. Из разговоров с комендантом станции Алешкин узнал, что на расстояние до города Белостока, который был указан как конечный пункт их маршрута, им придется потратить не менее 10 дней. Поэтому Алешкин распорядился, чтобы все постарались устроиться с максимальными удобствами.