Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [60]

– Вам, товарищ Пронин, хотя вы будете формально начальником Бориса Яковлевича, я рекомендую советоваться с ним по любым вопросам, в которых встретятся затруднения. Конечно, всегда можете обращаться за помощью и ко мне, и к командиру дивизии.

Да, Борис Яковлевич, помнится, в прошлом месяце я тебе рекомендацию давал, собрание-то у вас было? Тебя в члены партии уже приняли?

– Собрание было еще в конце июля, в члены ВКП(б) меня приняли, теперь жду утверждения политотдела.

– Ну ладно, я потороплю их!

Товарищ Пронин, товарищ Алешкин последнее время жил в медсанбате, вам я советую поселиться здесь, в штабе дивизии. Надо со всеми работниками штаба поближе познакомиться, да и с работниками медслужбы полков тоже. Придется тебе, Борис Яковлевич, выделить в распоряжение товарища Пронина специальную санитарную машину. Ведь это только ты попутным транспортом пользовался, а, вообще-то, начсандиву это не пристало. Вернешься в батальон, пришли оттуда Вензу со всеми делами и машину. На днях я в медсанбат заеду, там еще поговорим.

На этом разговор с комиссаром дивизии закончился.

Узнав от Ванюши, где находится землянка начхима, в которой всегда было место для начсандива, Алешкин и Пронин отправились туда. Познакомив Пронина с начхимом дивизии, интендантом 3 ранга Федоровым, кстати сказать, большим любителем шахмат, постоянно стеснявшимся своей, как он выражался, полной беспомощности при встречах с Алешкиным, Борис отправился в медсанбат.

В своем домишке он очутился под утро. Разбудил Вензу и приказал ему собираться, чтобы ехать в штаб дивизии со всеми бумагами санслужбы дивизии и чемоданом Пронина. Одновременно он приказал вызвать к себе командира автовзвода. Когда тот явился, то Алешкин передал ему приказание комиссара дивизии о выделении в распоряжение начсандива, товарища Пронина, санитарной машины и шофёра, которые будут постоянно находиться в штабе дивизии, но числиться за медсанбатом.

Через час на подъехавшую «санитарку» Венза погрузил свое и Пронинское имущество, положил связку дел медслужбы и отправился в путь. Ехал он с большим неудовольствием. Он уже по прежнему опыту знал, что, во-первых, жить ему придется в общей землянке с писарями штаба, а, следовательно, он будет вынужден подчиняться внутреннему распорядку, который там существует. Кроме того, в свободное от его непосредственной работы время начальник канцелярии штаба дивизии обязательно найдет для него какое-нибудь дополнительное дело.

Во-вторых, здесь он имел в собственном распоряжении домик начсандива, пустовавший сутками. Венза, подружившись с толстенькой дружинницей эвакотделения Шурочкой, провел с ней в этом домике немало приятных часов, теперь это все ломалось.

Так что, как видим, причин для недовольства переменой своей жизни у Вензы имелось достаточно.

Алешкин, знавший о проделках своего писаря, не придавал им серьезного значения, и потому на недовольную мину и ворчание своего бывшего помощника внимания не обратил, а довольно дружески с ним распрощался.

Было уже совсем светло, когда Борис, растянувшись на своем топчане, заснул так, что, кажется, никакие пушки его бы не разбудили.

Да так произошло и на самом деле. Часов с 6 утра немцы начали тщательную артподготовку, обстреливая свои бывшие траншеи, где теперь окопались части 65-й дивизии. Обстрел длился около полутора часов, затем с запада появились пикирующие бомбардировщики, которые начали обрабатывать передний край по-своему. Правда, нормально им это сделать не удалось, мешал довольно плотный огонь зенитной артиллерии и прилетевшие откуда-то из-под Волхова истребители. Последние быстро рассеяли строй немецких самолетов, и те, побросав часть бомб в никем не занятые болота, убрались восвояси, потеряв при этом несколько машин, которые плюхнулись в то же болото вслед за своими бомбами.

Вскоре после этой подготовки значительные пехотные силы фашистов, преодолев обстреливаемые теперь уже нашей артиллерией и минометами Синявинские торфоразработки, пытались ворваться в свои старые траншеи. Но этого им сделать не удалось. За прошедшие сутки дивизия сумела наладить оборону, и враг с большими потерями вынужден был отступить на край леса, окружавшего торфоразработки.

Повторяем, всего этого Алешкин не слышал. Он был разбужен часов около двух дня Игнатьичем, принесшим ему обед. Вернее, даже не им, а радостным лаем Джека, встретившего появление своего старого знакомого.

Во время обеда Борис узнал от Игнатьича, что теперь весь медсанбат сосредоточился здесь. Что под руководством Сковороды развернуты все палатки, что постоянно поступают раненые и что в хирургическом блоке все время идет напряженная работа.

Теперь, когда Алешкин стал командиром санбата, Игнатьич становился его личным ординарцем, и Борис сказал ему, чтобы он переселился в его домик, но Игнатьич возразил:

– Что вы, Борис Яковлевич, я для вас подобрал другой домик, совсем близко от операционно-перевязочной, ведь вы все равно будете туда часто ходить. Он удобнее. А этот далеко на краю стоит.

Борис очень не любил переселяться, поэтому сказал:

– Да я уж тут привык. Ну да ладно, посмотрим, а сейчас знаешь, что, вызови ко мне Скуратова, Сковороду, начхоза, Сангородского, Прокофьеву и Бегинсона, да пригласи и комиссара Кузьмина. Где он поселился?