Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [46]

– А новых частей не видать? За нами в прорыв еще никто не пошел?

– По дорогам никакого движения в сторону фронта нет. Может быть, будут ночью скрытно подтягиваться. Хотя, впрочем, сейчас, когда уже прорыв сделан, можно бы и днем войска перевозить.

Ну, да это не наше дело, там начальство побольше есть, пусть оно и думает. Пойду я в свою сортировку, вздремну часа два. На дорогу-то я Татьяну Николаевну поставил (она была фельдшером в сортировочном взводе и оказалась очень толковой помощницей Сангородскому, он называл ее своей правой рукой). Она не подведет… Ну, а если что сложное произойдет, меня подымет. С этими словами Лев Давыдыч, кивнув Алешкину, направился в сортировочную палатку.

Зайдя в палатку ДПМ, изображавшую собой операционно-перевязочный блок, Борис при самом входе столкнулся с операционной сестрой Шуйской. Та, остановившись, полушепотом сказала:

– Товарищ начсандив, не знаю, что и делать… Николай Васильевич с раннего утра и вот до сих пор буквально не отходил от операционного стола. Раненых было хоть и не очень много, но все требовали обработки. А он один… Мы-то, сестры, через каждые шесть часов меняемся, а его подменить некем. Минут 20 тому назад обработал последнего раненого, вышел в предоперационную (так она назвала ту небольшую часть палатки, где в это время они с Борисом находились, отгороженную от большей части, где стояли операционно-перевязочные столы, занавеской из простыней; в этой части, помимо умывальника и тазов для мытья рук, стоял столик для писаря, заполнявшего медицинские документы), вон сел около столика, закурил, да и задремал. А тут новых раненых привезли, прямо не знаю, как и быть. Будить его жалко, пусть хоть часок поспит. Сейчас бежала ко Льву Давыдовичу посоветоваться, может, вновь прибывшие раненые еще подождут? А? Хорошо, что вас встретила, как прикажете?

Борис улыбнулся, хлопнул маленькую юркую девушку по плечу и также полушепотом сказал:

– Эх, ты, будить… а я-то на что? Или моя постоянная и совсем неплохая операционная сестра со мной работать не захочет? Позови санитаров, пусть уложат доктора Картавцева на носилки, вон там, в углу, да шинели ему подстелят и укроют его.

Я пойду мыться, а ты распорядись и беги в сортировку, скажи, чтобы несли прибывших раненых.

Катя, вспыхнув от удовольствия при похвале Алешкина, повеселевшая и быстрая, как коза, бросилась исполнять его приказание.

Борис, расставаясь с Сангородским, предупредил, чтобы его позвали, как только прибудет машина, доставившая раненых из 41-го полка.

Это произошло около 5 часов утра.

Заканчивая обработку, наверно, уже 20-го раненого, Алешкин услышал, как из-за занавески донесся разговор Льва Давыдыча и Николая Васильевича.

Последний проснулся, и вначале, не поняв, где он находится, растерянно сидел на носилках и с удивлением глядел на вошедшего Сангородского. А тот, увидев смущение и растерянность хирурга, не преминул по своему обычаю подшутить:

– Здравствуйте, пожалуйста! Мы тут от раненых задыхаемся, а хирурги, видите ли, отсыпаются… Как в санатории!

При этих словах Картавцев вскочил и стал смущенно оправдываться, что он заснул, вероятно, у стола, а каким образом очутился на этих чертовых носилках и понятия не имеет. Да и спал-то он несколько минут.

– Хороши минуточки! – опять взялся за него Лев Давыдович. Последнего раненого обрабатывали – еще 12 часов не было, а сейчас уже скоро 5.

При этих словах Николай Васильевич, повернувшись лицом к операционной, заметил, что там кто-то работает. Он откинул одну из простыней и увидел, что на всех столах лежат раненые, трое из них уже хирургически обработаны, и сейчас около одного из них возились санитары и перевязочная сестра, помогавшая переложить его на носилки.

На последнем 4-м столе еще шла работа.

У раненого была почти полностью оторвана стопа, она держалась на одном ахилловом сухожилии и, хотя стопа вместе с частью сапога была самым тщательным образом прибинтована на свое место, Борис Яковлевич после снятия повязки сразу увидел, что оставлять ногу в таком положении нельзя. Он решил убрать уже омертвевшую стопу, по возможности очистить рану культи от осколков костей и обрывков тканей, перевязать на всякий случай крупные сосуды, но не производить настоящую ампутацию.

– Пусть так едет в полевой госпиталь, а там уж ему и сделают хорошую культю, – сказал он вопросительно смотревшей на него Шуйской.

По ее указанию санитары быстро разрезали голенище сапога и штанину раненого. А Алешкин тем временем ножницами пересек ахиллово сухожилие, после чего стопу и сапог санитар унес из операционной. Из рваной, размозженной культи голени кровотечения почти не было. На счастье раненого бойца, после ранения к нему быстро подоспел санинструктор и наложил жгут, приладив стопу на место.

По прибытии в медсанбат жгут ему сняли, а так как кровотечение не возобновилось, то больше и не накладывали.

Теперь предстояло найти в крошеве из мелких костей и обрывков тканей два крупных артериальных ствола, проходящих в нижнем отделе голени, и перевязать их. Затем осторожно убрать все нежизнеспособное и, очистив рану, наложить на нее повязку с мазью Вишневского.