Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [13]

Разувшись, сняв шинель и снаряжение, Борис улегся на топчан, укрытый плащ-палаткой, и завернулся в одеяло, закурив перед сном, он невольно начал прислушиваться к окружающим звукам.

Костюков сказал, что сегодня тихо, но это было в его понятии, в понятии Алешкина эта тишина казалась относительной. Так близко от передовой он еще никогда не был. Ведь от этой землянки до передней линии окопов было менее полутора километров и если бы не лес, густо росший на этой болотистой местности, то и передовые передние траншеи, и расположение ППМ, находящееся на обратном скате песчаного бугра, то и свои, и немецкие окопы были бы хорошо видны невооруженным глазом.

Совсем рядом где-то вдруг затарахтел пулемет. Затем застучали одиночные винтовочные выстрелы, потом совсем недалеко послышался противный свист и гулкий звук взорвавшейся мины. Затем несколько мин разорвались где-то впереди. Почти через регулярные промежутки времени снаружи вспыхивал яркий белый свет, лучи которого пробивались сквозь щели палаточной двери и маленькое оконце, закрытое осколком стекла. Борис знал, что это «фонари», то есть осветительные ракеты, бросаемые немцами над передним краем в течение всей ночи. Вдруг где-то невдалеке заурчала автомашина, послышались негромкие голоса, шум отъезжающей машины, и как будто все стихло. На самом деле было не так. Все эти шумы продолжались. Это была обычная «тихая» жизнь тыла полка, стоявшего в первом эшелоне обороны. Тишина, в которую погрузился Борис, была обыкновенным сном. Молодость взяла свое, и даже непривычная, тревожная обстановка и беспрерывные разнообразные звуки, в конце концов, не помешали, и он проспал до рассвета. Проснулся он оттого, что пришедший санитар, гремя дверцей крошечной, сделанной из какой-то кастрюли печурки, начал ее растапливать. В землянке было холодно. Борис, укрывшись одеялом и кем-то заботливо накинутой шинелью, согрелся, и ему очень не хотелось вылезать из теплого гнездышка. Но минут через 15 после того, как санитар затопил печурку, в землянке поднялась такая жара, стало так душно, что Алешкин вскочил с постели и выбежал наружу.

Уже почти совсем рассвело. Ночью прошел мелкий снежок, стояла полная тишина. Не было слышно и стрельбы. Борис, совершив в находившемся поблизости «ровике» необходимые дела, подошел к одному из белеющих сугробов снега, засучил рукава, расстегнул ворот, и, захватив большую пригоршню мягкого пушистого снега, с удовольствием растер им себе лицо и руки. Умывание было закончено. Он вернулся в землянку, вытерся висевшим на колышке полотенцем, но оставаться внутри не мог. Жара, стоявшая там, была просто невыносимой. Он сел на близлежащий ствол березы, и закурив, принялся намечать план на день.

Сперва посмотрю баню, затем пройду на батальонный перевязочный пункт. Надо посмотреть, как организована работа у них там. Ведь я еще не был на таких пунктах… Может быть, и в роту пройдем, подумал Алешкин.

А как же с дезкамерой? – вновь вернулись его мысли к больному вопросу. И вдруг ему показалось, что он нашел выход. Ему вспомнилась невероятная жара в землянке старшего врача полка.

А что если и дезкамеру построить в землянке?! – И у него быстро созрел план, пока еще не очень четкий, но уже, кажется, вполне реальный.

Он поднялся и подошел к землянке ППМ. Она имела размеры 4 х 5 м. В глубине ее стоял перевязочный стол из козел с носилками, в уголке открытая укладка с инструментом, перевязочным материалом и небольшим количеством медикаментов. По бокам укреплялись низкие козлы, на которые укладывались носилки с ранеными. В настоящий момент на одних носилках лежал красноармеец с забинтованной головой, а на других сидел, потягиваясь, Костюков.

При виде Алешкина дежуривший в ППМ фельдшер вскочил из-за столика, служившего для записи в карточки передового района, и отрапортовал:

– Товарищ начсандив, в ППМ 51-го стрелкового полка происшествий нет. Находится один раненый, обработан. Дежурный военфельдшер Фролов.

Борис выслушал рапорт, поздоровался с фельдшером за руку и, подойдя к Костюкову, стоявшему по стойке «смирно» во время рапорта около своих носилок, сказал:

– Ну, кажется, я нашел.

– Что нашли? – насторожился Костюков.

– Дезкамеру.

– Где?

– У вас.

– Как у нас?

– Сейчас увидите, дайте-ка мне листочек бумаги, – сказал Алешкин, и сев за столик, начертил следующую схему:

– Затруднения могут быть только в трубах и стенке. Печь можно соорудить из любой пустой бочки из-под горючего, а трубы, наверно, сумеют сделать в медсанбате. Я думаю так, пришлю-ка вам пару специалистов из батальона – жестянщика и печника. Попробуем… Термометры, по-моему, в медснабжении у Стрельцова есть… Давайте сегодня же организуем строительство такой камеры около бани.

Через полчаса о проекте доложили командиру полка, а еще через полчаса саперы, закончившие строительство бани, начали рыть котлован для дезкамеры. Железная бочка нашлась на складе горючего полка. О трубах Борис написал записку Прохорову, ему же поручил прислать с первой же машиной жестянщика и санитара, ремонтировавшего в бараках печки.

В свою очередь Костюков попросил начальника штаба полка послать двух человек с подводой в ближайший поселок, от которого остались только печные трубы, чтобы привезти сотни две кирпича. Глина и песок находились под ногами.