Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [91]

Госпиталь, в который нужно было доставить Алешкина, находился по дороге к штабу фронта, откуда шло снабжение Невской оперативной группировки, поэтому его довезли до самых ворот каменной ограды здания Лесного института, где помещался госпиталь.

День обещал был пасмурным, шел небольшой снег.

Город поразил Бориса, ведь он был в Ленинграде первый раз в жизни, но, судя по довоенной Москве, он представлял себе, каким должен был быть не уступающий ей по величине и красоте Ленинград.

Однако сейчас он выглядел по-иному. Во-первых, в городе было совершенно темно. Все уличные фонари были погашены, ни из одного окна не пробивалось ни лучика света. Никакого транспорта, ни трамваев, ни троллейбусов, ни автобусов, ни даже отдельных автомашин на улицах, по которым они проезжали, они не встретили. Борис отнес это к слишком раннему времени, хотя часы показывали уже 7 утра. Большие города к этому времени уже достаточно шумны и оживленны. Здесь же царила тишина и пустота. На улицах не было видно и людей. Лишь изредка, где-нибудь у стены двигалась, именно двигалась, а не шла, какая-нибудь фигура, закутанная так, что ни ее пол, ни ее возраст определить было невозможно.

На КПП около городской заставы, где было устроено нечто вроде баррикад и поставлено много железобетонных пирамид и противотанковых надолб, молоденький лейтенант долго и придирчиво проверял документы Алешкина и его спутников. Когда наконец он приказал поднять шлагбаум, то одновременно строго предупредил их, чтобы в городе долее указанного в их предписании срока не задерживались. Зря по городу не бродили и при поездках по улицам не зажигали фар и не давали гудков.

Когда Борис вышел из машины, подошел к воротам госпиталя, его остановил часовой, который проверил его документы и направление на лечение. Часовой сказал, что Алешкин пришел слишком рано, ему придется ждать приема врача еще часа два-три. Он предложил Борису зайти в будку, где помещался караул, и обогреться. Зайдя в будку, Алешкин с удовольствием примостился у топившейся железной печурки, установленной на ящик с песком. Совсем как у нас в палатке, подумал он.

В дороге он основательно промерз, кроме шинели, обмундирования и кирзовых сапог, на нем ничего не было, а температура ночью упала наверно градусов до 20. Немного отогревшись, Алешкин достал папиросу и закурил. Запах табака окончательно разбудил одного из сменных часовых, дремавшего у стола, и тот, открыв глаза, с вожделением поглядев на дымящуюся папиросу, несмело обратился к Борису:

– Товарищ командир, закурить у вас не найдется?

Алешкин щедро протянул ему пачку, тот заскорузлыми пальцами достал папиросу и с наслаждением затянулся.

– Вы, наверно, с передовой? – через минуту спросил он.

– Да-а, – ответил Борис.

– Оно и видно. Еще папиросы курите, а у нас в городе уж и махорки со всякими примесями стали в обрез давать, хорошему курильщику на одну затяжку. Вот теперь и маемся. Хорошо еще, что сестры да врачихи нам свою пайку табака жертвуют, а то бы совсем хана, а вы, товарищ командир, заболели, что ли? Ранения-то как будто у вас нет. Или к нам служить? – осведомился, видимо, словоохотливый и любопытный боец, после папиросы проснувшийся окончательно.

– Да, как сказать, и заболел, нужно на рентген, да кое-кого и повидать хочу.

– Знакомого?

– Знакомую, – ответил Борис, – она в этом госпитале врачом служит.

– Так чего же вы сидите тут, надо идти в здание и найти ее!

– Так ведь еще рано, да я и не знаю, куда идти.

– Какое рано, они целыми ночами не спят, пойдемте, я вас провожу.

Боец встал и вместе с Борисом отправился к большим парадным дверям института. В высоком огромном вестибюле, в который они вошли, было пусто и почти темно, на небольшом столе, стоявшем около одной из колонн, теплилась маленькая коптилка, сделанная из ватного фитилька и пузыречка из-под какого-то лекарства. У стола сидела маленькая девушка в халате и читала какую-то книжку. Боец подошел к ней.

– Сестрица, – сказал он, – вот тут командир с передовой приехавший. Говорит, знакомая у него здесь служит, проведать зашел, как бы им свиданьице устроить?

Девушка поднялась, и с любопытством взглянув на Алешкина, спросила:

– А как зовут вашу знакомую, кто она?

– Врач, – ответил Борис, – ее фамилия Скворец.

– Ах, это Таисия Никифоровна, я ее знаю, мы ведь в одной комнате с ней жили, но только ее в госпитале нет, ее несколько дней тому назад отправили на самолете вместе с группой тяжелораненых в качестве сопровождающей в Москву. Да ей ведь и самой надо на Большую землю. Вы ведь знаете?

Борис, уловивший из всего сказанного только то, что Таи здесь нет, что она уехала и что он ее не увидит, как-то машинально сказал:

– А, знаю, знаю, – и замолчал.

Сестра, заметив обеспокоенность собеседника, по-своему поняла его волнение и поэтому добавила:

– Да вы не волнуйтесь, все хорошо будет, они уже прилетели в Москву, а перед отъездом она говорила, что обязательно напишет вам.

Сестра хотела еще продолжить, но в этот момент в вестибюль вышла пожилая женщина-врач. Она, видимо, только что проснулась. Увидев у столика сестры посторонних людей (кроме Бориса там продолжал стоять и боец, приведший его), она подошла к ним и, посмотрев на Алешкина, громко воскликнула: