Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [88]

Когда Исаченко сказали, что он подлежит немедленной эвакуации, он стал упорно возражать и требовать, чтобы его поместили в госпитальную палатку. С очередной машиной, отправлявшейся в тыл, санотделом группы было послано сообщение о его состоянии и нежелании эвакуироваться.

К вечеру этого же дня температура у Исаченко поднялась до 39 градусов, появился бред. Ночью прибыл хирург санотдела Невской оперативной группы, им оказался один из ассистентов Л.В. Вишневского, кандидат медицинских наук Юлий Осипович Зак. Он отлично помнил Алешкина по тому времени, когда тот находился на курсах усовершенствования в институте Вишневского. Борис ему неоднократно ассистировал при операциях. Оба обрадовались встрече, в особенности Борис.

Юлий Осипович одобрил действия Алешкина, и, осмотрев раненого, присоединился к мнению врачей о необходимости немедленной эвакуации Исаченко, но не в распределительный эвакопункт, не в полевой госпиталь, а прямо в эвакогоспиталь, развернутый на базе клиники ВЛМ. Для этого он написал на карточке передового района соответствующее направление. Через полчаса Исаченко погрузили в специально выделенную санитарную машину и в сопровождении начальника эвакотделения Долина отправили в Ленинград.

Зак после совещания с командиром медсанбата Перовым, отдал распоряжение назначить начсандивом 65-й дивизии военврача 3 ранга Емельянова. Тот, приняв это назначение без особого энтузиазма, приготовился выехать в штаб дивизии, чтобы представиться командованию. Юлий Васильевич заверил, что не позднее чем через день об этом назначении последует приказ начальника санотдела Невской оперативной группы.

Осмотрев расположение медсанбата, он одобрил его планировку, похвалил за догадку о соединении палаток, заметив, что так догадались сделать и в других местах. Зак посетовал только на то, что санбат от частей дивизии находится далеко.

Он заявил, что, если бы не зима, когда передислокация так затруднена, он предложил бы батальону перебраться километра на три ближе к передовой.

Кстати сказать, вскоре это и пришлось сделать, невзирая ни на какие трудности. Емельянов явился во 2-й эшелон штаба дивизии, где представился начальнику штаба. Тот связался по телефону с 1-м эшелоном (телефон на этот раз действовал, хотя вообще то связь часто прерывалась и восстановление ее стоило не одной жизни связистов) и сказал, что комиссар и комдив требуют явки Емельянова в 1-й эшелон. Следующей ночью Емельянов благополучно добрался до 1-го эшелона, представился командиру Климову и комиссару, но в это же время в 1-й эшелон дивизии явился и новый командир дивизии полковник Володин. Так что Емельянову пришлось представляться и ему. Тот, хотя еще и не принял полностью командование дивизией, однако, сразу приступил к делу. Одно из первых его распоряжений было о максимальном сокращении числа людей в 1-м эшелоне штаба дивизии. Он заявил, что командиру и комиссару обоим здесь делать нечего, и что он считает, что комиссар должен немедленно переехать на правый берег Невы и заняться упорядочением организации переправы и работы тыловых частей. Сказал он также, что большая часть начальников служб в 1-м эшелоне ему также не нужна, что следует немедленно переправиться на правый берег начсандиву, начхиму, прокурору, начальнику политотдела и другим. У себя он оставлял начальника разведки, помначальника штаба по оперативной работе, начальника связи, командира саперного батальона и старшего инструктора политотдела. Одновременно он приказал начсандиву, чтобы часть медсанбата переместилась ближе к Неве и поручил ему и комиссару дивизии выбрать соответствующее место.

Возвращение на правый берег всех отправленных из 1-го эшелона, в том числе и бывшего командира дивизии Климова, если не считать страхов, которые они натерпелись от близких разрывов мин и снарядов, и того, что они все насквозь промокли, а, следовательно, основательно промерзли, прошло благополучно.

Вообще, последние дни после того как Нева встала, потери уменьшились. Передвижение на переправе продолжалось еще на лодках, медленно скользивших в крошеве льда от одного берега к другому, но теперь мины и снаряды, как правило, разрывались подо льдом, пробивая его при падении. Он был еще не очень прочен, но осколки снарядов и особенно мин пробить лед не могли и, ударяясь с обратной стороны льда, наружу почти не вылетали. Немцы это тоже учли и стали вести огонь по переправе шрапнельными снарядами. Но этот огонь был редок. Теперь фашисты усилили артиллерийский минометный огонь по подразделениям дивизии и других соединений, расположенных на правом берегу Невы. Медсанбат не замедлил почувствовать это на себе.

Место для дислокации 1-го эшелона санбата, состоявшего из сортировочной палатки, одной операционно-перевязочной и одной эвакопалатки, подобранное новым начсандивом и комиссаром дивизии, находилось в небольшом леске, в районе нового поселка, почти рядом с полевым медпунктом 50-го стрелкового полка, на расстоянии примерно 2,5 километров от берега реки. Оно, очевидно, достаточно хорошо просматривалось с наблюдательных пунктов противника, потому что как только этот медсанбат развернулся, а развертывался он ночью, утром следующего дня по месту его расположения был произведен артиллерийский налет. Одна палатка сгорела, две другие были продырявлены осколками и свалены на землю. Во время этого обстрела была разбита одна санитарная машина и самое главное, произошли потери в людях. Погибла, получив смертельную рану, врач Семенова, были убиты две медсестры, один санитар и один шофер. Несколько человек получили ранения различной тяжести. Командир этой группы, а им был назначен командир операционно-перевязочного взвода доктор Бегинсон, натерпелся порядочно страху, но сам не пострадал. Остались невредимыми остальные люди. После этого Емельянов уговорил комдива об отмене распоряжения о таком близком расположении частей медсанбата к передовой. Больше таких экспериментов не проводилось.