Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [7]

С этими словами он расписался на обоих направлениях и поставил какой-то штампик.

Обогнув угол здания, Борис и Вера пересекли двор и, увидев в плетне, перегораживавшем его, лаз, перешли по нему на другую половину, подошли к двери и несмело постучались. Послышался возглас:

– Кто там? Заходите!

Войдя в комнату, одновременно бывшую кухней, наши путники сразу как-то даже и не смогли разглядеть сидящих за столом мужчину и женщину. Да и те, видно, в полумраке двери их не разглядели. Мужчина встал и, подходя ближе, довольно недружелюбно спросил:

– В чем дело? Что вам нужно?

И вдруг голос его изменился и стал, если не более приветливым, то во всяком случае очень изумленным.

– Маша, да ведь это, кажется, Алешкин. Какими судьбами? Зачем? Куда? Ну, проходите ближе к столу, да поставьте ваши чемоданы…

При его возгласе женщина, сидевшая у стола, поднялась и быстро, насколько позволяло ее положение (она была беременная и, видимо, на последних месяцах), подошла к столу.

– Борис Яковлевич, – радостно проворковала она, – вот уж кого не ожидала встретить. А это кто же, ваша супруга? Да проходите, проходите, садитесь к столу, сейчас ужинать будем. Саша, сходи на огород, принеси-ка еще помидоров, картошки я много наварила.

Через несколько минут, умывшись и приведя себя немного в порядок, Алешкин и Вера сидели за столом и, рассказав в нескольких словах простую историю своего появления в Прохладном, слушали рассказ Александра Павловича Пастухова о его жизни.

Особенно был заинтересован этим рассказом Борис Алешкин. Ведь с Пастуховым они учились вместе в Кубанском медицинском, на одном курсе, в соседних группах, и Борис знал, что по разнарядке Пастухов и его жена Маша, на которой он женился перед самыми госэкзаменами, были назначены по распределению куда-то в район Западной Сибири, и вдруг они в Прохладном.

Все объяснилось очень просто. Александр Пастухов был известен всему курсу как большой пройдоха и ловкач. Во время учебы он служил фотокорреспондентом в Краснодарской краевой газете «Красное Знамя» и использовал это положение при каждом удобном и неудобном случае.

То он снимет какого-либо видного профессора за работой, другого в кабинете, третьего на лекции, глядишь, эти снимки попадут в газету, ему заработок, профессору лишняя известность. Эти штрихи и позволили ему при более чем скромных знаниях закончить институт успешно, хотя медицину он не любил. Но жена Маша была его полной противоположностью. Она занималась усиленно, любила медицину и особенно акушерство и обещала быть хорошим врачом.

Перспектива работать рядовым врачом где-нибудь на участке никак не улыбалась Пастухову, и он проявил всю свою изобретательность для того, чтобы этого назначения избежать. И, как видно, ему это удалось. Он получил назначение на должность директора вновь открытой фельдшерско-акушерской школы в Прохладном, а Маша туда же – преподавателем акушерства. Одновременно она работала в Прохладненском роддоме.

Благодаря своей импозантной внешности, большой изворотливости и умению подойти к начальству, Александр Павлович быстро завоевал положение в районе и считался одним из лучших директоров.

Все это наши знакомые узнали во время беседы за столом, конечно, не так откровенно, как это изобразили мы.

После ужина Панфилова сказала, что тут неподалеку живет ее тетка, и она пойдет ночевать к ней, а Бориса оставили у себя Пастуховы.

Между прочим, Александр Павлович заявил, что он забронирован, его в армию и на войну взять не могут, да он особого желания идти воевать не испытывает. Он считает (так он сказал), что здесь, выпуская новых молодых специалистов, он принесет Родине пользы больше, чем там, неумело перевязывая раненых.

Борис не спорил, хотя это заявление его и покоробило.

После ужина Борис Яковлевич проводил Веру до дома тетки. Та действительно жила недалеко.

Когда они вышли из здания школы, их поразила необычная тишина, царившая в городе.

На улице было светло, как днем, от огромной красновато-серебристой луны, лежавшей как будто прямо на самых вершинах высоких серебристых тополей. Легкий ветерок чуть шевелил листьями этих красивых деревьев, вызывая еле слышный шелест. Кое-где лениво лаяли собаки, на улице не было видно ни души. Только возле дверей, ведущих в фельдшерско-акушерскую школу (штаб), медленно и тоже почти неслышно шагал часовой.

Вера, вздрогнув от сыроватого прохладного воздуха, взяла Бориса под руку и сказала:

– Как тихо, даже страшно! Прошлым летом я гостила здесь у тети, так тут каждый ясный вечер собирались ребята и девчата и почти до самого утра раздавались музыка, песни и смех… А теперь точно вымерли все.

– Война… – неопределенно проговорил Борис Яковлевич.

Тетка на стук Веры долго не отзывалась, видимо, спала, а, может быть, боялась открыть дверь, увидев в щелку между занавесками какого-то незнакомого мужчину. Вера стояла на крыльце, ее видно не было, а Борис ждал, пока ее впустят, около палисадника.

Он уже успел выкурить две папиросы, ему надоело ждать, и он довольно сердито сказал:

– Наверно, ее дома нет, пойдем обратно, как-нибудь переночуем у Пастуховых.

Но в этот момент входная дверь приоткрылась и в нее высунулась старушечья голова.