Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [47]

Сангородский и Клименко бросились к командиру санбата, однако, тот, будучи уже снова в состоянии порядочного подпития, категорически запретил развертывать медсанбат и лишь после долгих споров позволил развернуть две палатки: одну ДПМ и одну ППМ.

Пока Борис руководил выгрузкой раненых и давал распоряжения сестрам своего отделения о наложении первичных повязок на те раны, которые были открыты, ходячие раненые, которых было человек 40, разбрелись по всему лагерю и разместились где попало. Кое-кто уселся или улегся под навесом, кое-кто забрался под машины. К счастью, в одной из кухонь оставался кипяток, врачи Крумм, Прокофьева и другие с помощью палатных сестер госпитальной роты организовали для раненых горячий чай. Кладовщик, по приказанию Прохорова, стал раздавать прибывшим хлеб, начальник медснабжения Пальченко притащил огромный мешок перевязочных пакетов, бросил его на землю около навеса, чем дал возможность сестрам получить достаточное количество перевязочного материала.

С выгрузкой было покончено в 15 минут, капитан, наскоро хлебнув кружку горячего чая, сказал, что он торопиться на станцию, где находятся снаряды, и что теперь всех раненых будет посылать сюда.

Между тем Сангородский, Алешкин, Дурков и другие врачи, получив разрешение и собрав санитаров, приступили к установке палатки ДПМ и ППМ. ДПМ установили на самом краю поляны, а палатку ППМ в глубине. Опыт, приобретенный в Груздево, пригодился, и теперь, подгоняемые обстановкой, палатки сумели развернуть за каких-нибудь полчаса.

Решили, что в большой палатке будет поставлено 4 стола, а в маленькой два, и все врачи операционно-перевязочного взвода встанут за них. Вскоре в каждой из палаток развернули соответствующие укладки на земле, в траве и во мху. Полы, конечно, так и не постлали, также не привязывая ни утепления, ни полога, расставили носилочные операционные столы. Эти столы состояли из двух козел – ножек, скрепленных складной перекладиной, с выемками для ручек носилок. Раненого можно было не перекладывать, обрабатывать на тех носилках, на которых он был доставлен. Это являлось их положительным качеством. Неудобство этих столов заключалось в том, что носилки провисали, и повернуть раненого на них было трудно.

Пока шла установка палаток, старшая операционная сестра Наумова и другие операционные сестры времени не теряли. Забрав санитара Аристархова, сложившего из крупных камней на берегу ручья несколько очажков, они простерилизовали большое количество инструментов, и уже через час после прибытия раненых Борис, Дурков, Крумм и Скворец встали в большой палатке к операционным столам. В то же время доктора Симоняк и Криворучко заняли место в маленькой палатке, где должны были обрабатывать легкораненых.

Виктор Иванович Перов, узнав от помкомвзвода, что его подчиненная врач Таисия Никифоровна Скворец по распоряжению командира медроты Сангородского переведена в медроту и, забрав свои вещи, переселилась к врачам медроты, страшно возмутился. И не только потому, что лопнули все его планы относительно Таи как женщины, но и потому, что теперь вольно или невольно на него, как на командира взвода, ложилась вся ответственность за химзащиту и за правильное и своевременное распределение тех средств, которые он получил в Ленинграде.

Если Скворец хоть что-то знала о проведении противохимической защиты, так как учила это всего год назад, то он-то, учивший это лет семь тому назад, да и в совершенно другом объеме, теперь все забыл и чувствовал себя в этом деле беспомощным.

Перов сразу же заготовил рапорт на имя командира медсанбата с жалобой на самоуправство Сангородского с просьбой вернуть врача Скворец в его взвод. Но передать этот рапорт не успел, так как начались описываемые нами события.

Теперь же, когда Тая уже находилась в операционной, делать это было несвоевременно, и Виктор Иванович спрятал свой довольно-таки злобный рапорт в карман.

Кстати сказать, сделать это его побудила и другая причина. Он совсем забыл хирургию, да, кроме того, не выносил ни вида, ни запаха крови. И понимая, что сейчас для медроты каждый врач на вес золота, потребовав возвращения Скворец, он может поставить под удар себя. Ему могут предложить идти в перевязочную или в операционную, а он этого и не хотел, и боялся.

Проглотив неприятную для него пилюлю, решив отыграться в будущем, он примостился около своих машин, загруженных имуществом и, оставив около себя несколько человек санитаров (большую часть забрал Сангородский в помощь санитарам медроты), сидел тише воды ниже травы.

Уже совсем стемнело, а командир медсанбата разгрузить с машины и установить движок с динамо не разрешил, приказав обрабатывать раненых при свете фонарей «Летучая мышь», те, кто знает силу этих источников света, прекрасно представляет себе, как пришлось работать в эти первые боевые часы и дни врачам медроты.

В операционной врачи распределились так: доктор Крумм со своей помощницей, толстенькой, как пышная булочка, прибывшей из Ленинграда, только что окончившей институт женщиной-врачом, которую все звали просто Ася, вместе со своим отделением работала за одним столом. За другим столом, вместе со своим помощником (терапевтом из какой-то поликлиники города Нальчика) работал доктор Дурков, с ним работало и его отделение. На долю Алешкина досталось два стола, на них он и работал с Таей, Катей Шуйской и другими членами своего отделения.