Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [46]
После остановки и осмотра местности, кто-то обнаружил, что шагах в двухстах от этого места есть удобный бугорок, рядом с которым протекает ручей. Бугорок был окружен зарослями молодого ельника. Сангородский получил разрешение разместить свою роту на этом бугорке.
Достали пол от палатки ДПМ, от той самой, над постановкой которой трудились в Груздево, и который старшина Красавин то ли умышленно, то ли по небрежности забыл завернуть вместе со всей палаткой и погрузил отдельно. Теперь этот пол использовали. Натянув его на несколько вбитых в землю кольев из свежесрубленных елок, получили довольно большой навес, под которым настелили лапник, закрыли его плащ-палатками и таким образом приготовили место для ночлега всей роты. Надо сказать, что Тая, пользуясь разрешением Сангородского, устроилась там же.
Остальные подразделения батальона построили себе шалаши наподобие Софринских и разместились в различных местах поляны.
Наконец-то удалось позавтракать.
Пожилые врачи с удовольствием растянулись на приготовленном ложе, а молодежь разбрелась по лесу. Вокруг обнаружили огромное количество самых разнообразных ягод – малины, голубики и ежевики. Хотя и было приказано не отходить от машин дальше чем на 200–300 метров, но кто их там измерит, эти метры, тем более что командир и комиссар санбата, отдав распоряжение машины не разгружать и ждать дальнейших приказаний начсандива, вновь забрались в свою «санитарку», позавтракали и, сопроводив закуску очередным возлиянием, улеглись спать, раскрыв для проветривания дверцы машины и выставив в них свои довольно-таки грязные ноги. Ни один из них не осмотрел ни место нахождения батальона, ни место размещения людей, всем этим занимался политрук Клименко, заменяя собой все командование батальона.
Позавтракав и избавившись от своих мешков и чемоданов, брошенных в машинах, а частично оставленных под навесом, группа врачей и сестер углубилась в лес. Вместе с ними ушел и Борис. Все с наслаждением лакомились крупными ароматными ягодами. Увлекшись, они отошли от расположения колонны машин медсанбата, вероятно, более чем на километр. Вдруг все услышали какой-то нарастающий гул, вначале подумали, что это гром, но небо было ясное, светило яркое солнце, кругом трещали кузнечики, на деревьях щебетали и пищали на разные голоса лесные пичужки. Где-то потрескивали сухие ветки, видно, под ногами другой такой же группы.
Как-то не похоже было на войну, скорее, это напоминало какой-то пикник или прогулку веселой компании молодых людей. То там, то здесь слышались шутки и смех.
Однако на севере продолжал усиливаться не совсем понятный гул. Иногда он прерывался отдельными редкими ударами. В конце концов все сообразили, что это совсем не гром, а орудийная канонада. Как только догадались об этом, как-то все вдруг потускнело, все замолкли, и Алешкин сказал:
– Товарищи, а ведь мы далеко забрели. Вдруг там приказ пришел развернуться, нас уже ждут, пошли обратно.
Все повернулись и быстро зашагали к машинам. Минут через 20 они вышли на поляну, где стояла машина комбата, осторожно обошли ее и подошли к своему навесу. Лев Давыдович, Розалия Самойловна, Симоняк и еще несколько человек, отдыхавших под навесом, с благодарностью приняли полные кружки ягод, которые им высыпали пришедшие, и принялись за них с аппетитом. Они сообщили, что пока никаких распоряжений от начсандива не поступало, что обед на кухне уже готов и что можно отдыхать.
После обеда все разлеглись под навесом или просто под деревьями и, нежась в лучах еще теплого августовского солнца, дремали, прислушиваясь к продолжавшей раздаваться где-то на севере то немного ослабевающей, то усиливающейся канонаде.
Около 7 часов вечера, когда заходящее солнце золотило верхушки сосен, а под деревьями уже стало темновато, вдруг неожиданно где-то впереди послышался шум идущих автомашин и их гудки. Почти сейчас же на поляну с противоположной ее стороны выскочили и остановились три полуторки. Из кабины одной из них выпрыгнул какой-то капитан, весь запыленный, в порванной гимнастерке, местами запачканной кровью.
– Где медсанбат? Здесь, что ли? Принимай раненых! Эй, товарищи, выгружайтесь, – скомандовал он, увидев колонну санитарных машин.
Вслед за этой командой из кабин и из кузовов машин стали вылезать бойцы с забинтованными головами и руками.
При появлении машин все, кто дремал под навесами и деревьями, повскакивали и бросились к подъезжавшим автомобилям. Увидев вылезающих из машин изможденных, грязных, окровавленных людей, все как бы остолбенели. Но капитан, видимо, еще находящийся в состоянии возбуждения от пережитого боя, продолжал кричать:
– Да какого черта вы стоите!? Разгружайте быстрее машину, там внизу лежачие, быстрее, быстрее, – закричал он еще яростнее на направившихся к машинам санитаров, – насилу вас нашли! Два. часа искали. Ишь, куда запрятались, вы бы еще под самый Ленинград стали. Сейчас я дорогу укажу, и к вам повезут раненых, их там видимо-невидимо!
Вместе с другими к машине побежали Сангородский и Алешкин. Их глазам предстала жуткая картина. На дне кузовов грузовиков без носилок, без какой-либо смягчающей подстилки, прямо на плащ-палатках и шинелях, брошенных кое-как, лежали раненые красноармейцы. Ранения у некоторых были очень тяжелыми, а некоторые были даже не перевязаны. В медсанбате ни носилок, ни палаток приготовлено не было, поэтому пришлось санитарам выгружать лежачих раненых на руках и укладывать их прямо на мох на краю поляны.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.