Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [32]

– Да, я тоже думаю, что подойдет, – подтвердил Алешкин. – Нужно только будет еще одеял добавить: окна большие, чтобы лучше завесить для светомаскировки, а все остальное удобно будет.

– Ну, так делайте, как приказано. Начсандив приказал через два часа доложить о готовности медпункта, может быть, сам приедет проверять. Торопитесь, а мы с директором к командиру батальона пойдём.

После этих слов все быстро отправились в расположение медсанбата. Алешкин и Наумова прошли к своему взводу, взяли двух санитаров и отправились к начальнику аптеки лейтенанту Панченко получать укладку и перевязочный материал. По дороге одну из сестер, ей оказалась Шуйская, Елизавета Васильевна послала к начхозу Прохорову, чтобы получить халаты, простыни и плащ-палатки. Двум другим медсестрам она велела где угодно раздобыть тряпки, набрать воды и немедленно приступить к уборке комнаты под медпункт.

Через полчаса работа кипела вовсю. Две сестры старательно мыли пол директорского кабинета и прихожей. Шуйская с одним длиннющим, тощим санитаром, которому она приходилась чуть выше пояса, и который с первых дней существования медсанбата получил прозвище Каланча, прибивали полученные плотные байковые одеяла к верхней части окон и укрепляли нижние их концы на гвозди, вбитые посередине с таким расчетом, чтобы в случае нужды можно было концы одеял быстро опустить и закрыть окна полностью. Делая эту работу, Шуйская подумала:

«А как же в темноте работать будем?»

Электричества в совхозе не было, трансформатор был снят и эвакуирован, да и внутренняя проводка большею частью была сорвана.

Девушка решила проявить инициативу, и пока Каланча доколачивал гвозди, она помчалась к Прохорову за какими-нибудь светильниками.

В медсанбате имелся бензиновый движок с динамо-машиной, имелся и штатный электрик, но пока все имущество было упаковано в деревянные ящики, и без специального разрешения начсандива вскрывать их не разрешалось. У Прохорова были только фонари «Летучая мышь», решив, что на первое время и этого хватит, Шуйская забрала две штуки и вернулась в контору совхоза. В комнате полы были уже вымыты, и там орудовала Елизавета Васильевна. Она раздобыла где-то топчан. Покрыла его одеялом и простыней, получилась медицинская кушетка. Обшарив весь дом, сумели найти скамейку, несколько табуреток и небольшой сломанный кухонный стол. Стол наскоро починили, он должен был исполнять обязанности письменного.

Ящик укладки был устроен так, что когда его открывали, то при помощи откидной стенки с упорами из него тоже получался столик, который мог сойти, а в последствии всегда и служил столом для стерильного материала и инструментария. Кое-какие медикаменты, извлеченные из этой же укладки: йод, спирт, мазь Вишневского, новокаин в ампулах, шелк в ампулах, бензин, стрептоцид в порошке, нашатырный спирт и другие были расставлены в уголке на одной из табуреток, покрытой сложенной вчетверо простыней. Елизавета Васильевна приказала Шуйской вынуть из большого стерилизатора, находившегося в укладке, все имеющиеся там инструменты, тщательно их вымыть, протереть, а затем и простерилизовать, после чего разложить на крышке стерилизатора, а крышку поставить на столик, образовавшийся из раскрытой укладки, накрыв его большой стерильной салфеткой, которую следовало извлечь из полученных в аптеке пакетов.

Печи в доме не работали. Плита на кухне была разломана. Пришлось все тому же Каланче натаскать из кухни кирпичей и, устроив из них у входа в дом небольшой очажок, кипятить на нем стерилизатор.

Вспомнили, что не в чем мыть руки. Борис отправился в Прохорову и с большим трудом вырвал у него два эмалированных таза и два ведра. Тазы были обожжены спиртом и поставлены один на другой. Одно из ведер служило для кипяченой воды, другое запасное. Помойное ведро заменила пустая большая консервная банка, найденная где-то санитаром.

Кстати, Каланча служил санитаром операционного взвода и входил в то отделение, в котором был Алешкин. Фамилия его была Аристархов, звали его Владимир Петрович, ему было лет сорок. До войны он был счетоводом в каком-то колхозе Московской области, в армии никогда не служил, но был очень толковым и исполнительным, а главное, хладнокровным и спокойным человеком. Не ладилось только у него дело со строевой службой. Благодаря длинному росту, обмундирование, полученное им, было большого размера, а в то время обычное красноармейское обмундирование шилось так, что, чем больше рост, тем предполагалась и мощная фигура. У Аристархова же так не получалось. При очень высоком, почти двухметровом росте, плечи и грудь у него были, вероятно, не больше 48-го размера, поэтому обмундирование на нем висело, как на вешалке. Это его смущало и, уж, конечно, ни о какой выправке при таком виде не могло быть и речи.

Кроме Аристархова, в отделении Бориса были еще три санитара, два из них носильщики, а один, также как и Каланча, должен был помогать при работе в операционной и перевязочной. Этот колхозный паренек по фамилии Кузьмин, только что отслуживший действительную службу в должности санинструктора роты, при распределении и попал в санитары операционно-перевязочного взвода. Это был разбитной малый, скорый и расторопный, но немного суетливый, а главное, очень боявшийся, как впоследствии выяснилось, вида крови.