Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [109]

А Борис стоял перед этим сравнительно молодым и подтянутым командиром в своей распахнутой шинели, без пояса, в шапке с полуспущенными ушами, заросший рыжеватой щетиной, с ввалившимися щеками и глубоко запавшими глазами, с руками, занятыми едой (в одной из них был котелок с супом, в другой небольшой кусок сухаря – ежедневная норма хлеба).

– Ну, что же так и будем стоять? – нарушил молчание незнакомец. – Что здесь такое, воинская часть или бардак? – очевидно, подогреваясь собственными словами, все более сердито кричал он.

– Простите, а кто вы такой будете? – сдерживая злость, почему-то возникшую у него, ответил вопросом Алешкин. Он злился на этого сытого красавца-командира, на его безупречное обмундирование, на свой нелепый вид и на то, что, по-видимому, этот человек ничего не понимает в том положении, в котором находятся сейчас люди под Ленинградом. И, наконец, на то, что, видно, еще есть такие места, где живут вот такие сытые и красиво одетые люди. Он смерил этого командира далеко не дружелюбным взглядом.

– Это комиссар дивизии! – выскочил из-за спины высокого командира молоденький лейтенантик. – Почему не рапортуете?! – крикнул он высоким, почти мальчишеским голосом.

– Тихо! – сказал комиссар, обернувшись к своему путнику. Он уловил взгляд Бориса, разглядел следы невероятного утомления и истощения на его лице, увидел шпалу, привинченную в петлице гимнастёрки Алешкина, и ему, видимо, стало немного неловко за свой грубый тон.

– Да, – сказал он несколько тише, – я действительно комиссар 65-й стрелковой дивизии, полковой комиссар Марченко, на днях принял дивизию и вот со своим адъютантом объезжаю тыловые учреждения дивизии. Убедился, что разболтаны они до безобразия. Взять хотя бы ДОП, на котором я вчера ночевал, да и ваш медсанбат тоже не лучше. Теперь вы знаете кто я, потрудитесь ответить, кто вы и почему в таком виде?

Борис понял, что злиться глупо и, приняв положение «смирно», насколько ему позволяли занятые руки и расстегнутая шинель, как можно четче ответил:

– Товарищ полковой комиссар, командир медицинской роты, военврач 3 ранга Алешкин находится на дежурстве в операционно-перевязочном блоке, в настоящий момент, получив завтрак, возвращается к месту дежурства.

– Рапортуете-то по-военному, но видок у вас, товарищ комроты, прямо скажем, аховый. Если вы таким разгильдяем ходите, то как же ходят ваши бойцы, наверно, совсем без штанов? – усмехнулся комиссар, а лейтенант откровенно расхохотался.

Утихшая было злость к этому сытому и, видимо, самодовольному человеку вспыхнула у Бориса с новой силой, и он не выдержал:

– Нет, товарищ комиссар, вы ошибаетесь. Мои бойцы – это врачи, медсестры и санитары не ходят без штанов. Почти все они лежат, ходить уже не могут. Вот с этого дневного пайка, – и Алешкин гневно протянул чуть ли не к самому лицу комиссара кусок сухаря из суррогатного хлеба, – много не находишь, даже и без штанов! А мы все-таки еще пока ни одного раненого без соответствующей медпомощи не отпустили, и сегодня за ночь я с моими помощниками прооперировал более 30 человек.

А вид у меня, действительно, не для представления начальству… Извините, не ждали!

Неизвестно, чем бы кончилась эта стычка, если бы в этот момент к группе не подошли Перов и Подгурский. Оба они были выбриты, тщательно застегнуты на все пуговицы, подпоясаны ремнями и вообще, несмотря на видневшиеся на их лицах следы голода и истощения, имели довольно бравый вид. Увидев, что комиссар их заметил, они ускорили шаги, приостановившись от него на положенном расстоянии, громко представились, назвав свои должности и звания. А Перов, кроме того, и отрапортовал, как всегда в таких случаях:

– Во вверенном мне медсанбате никаких происшествий не случилось.

– Как не случилось?! – вскричал Марченко, – а то, что комиссар дивизии полчаса бродит по медсанбату и натыкается или на спящих людей, или на таких вот «ланцепупов», как этот ваш командир роты.

А то, что у вас территория захламлена, дорожки не подметены, кругом валяются окровавленные бинты, вата и еще черт знает что, это, по-вашему, не чрезвычайное происшествие?! А куда смотрите вы, комиссар? А еще носите звание полкового комиссара. Наверно, уже совсем из ума выжили, что на старости лет в таком звании до комиссара медсанбата докатились? – продолжал бушевать Марченко.

Борис чувствовал, как от возмущения и ярости у него начинает дрожать левая нога и был готов сейчас сказать этому наглому и, главное, сытому самодуру, что-нибудь такое, что, возможно, стоило бы ему, если не жизни, то, во всяком случае, принесло бы огромные неприятности. Подгурский заметил его состояние и поэтому осмелился прервать Марченко.

– Простите, товарищ комиссар, может быть, мы пройдем в нашу землянку и продолжим разговор там, где нам не будут мешать.

А в это время уже и на самом деле около них собралась порядочная группа слушателей, тут были и санитары, и бойцы команды выздоравливающих, и осмелевшие медсестры, и, конечно, Сангородский.

– Да и командира медроты надо отпустить. Он ведь на дежурстве. Видите, дрожит весь, наверно, и замерз к тому же. Он ведь на минутку из палатки выскочил.