Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [105]

Через сутки проживания врачей в этой землянке обнаружились ее серьезные недостатки.

Все землянки строились саперами для штаба дивизии поздней осенью, наспех. Накаты – два, а иногда и три, накладывались сверху, как перекрытие, неплотно, между ними оставались щели, иногда в палец шириной, сверху они засыпались землей, перемешанной со снегом.

В тех землянках, которые в свое время предназначались под жилье, все неприятности пережили еще прежние их владельцы, и новым, например, женщинам-врачам, комбату, аптеке и другим, после заселения понадобилось только хорошенько протопить печку, и сырость, образовавшаяся за время бездействия землянки, быстро исчезла. Не то было в землянке, которую заняли мужчины-врачи. В ней размещался оперативный отдел штаба, печка топилась недолго, люди работали в верхней одежде и, поэтому она не протаивала. При ее занятии санбатовцами она выглядела даже лучше и суше, чем все остальные землянки. Это, между прочим, и прельстило Сангородского, выбиравшего жильё. Когда врачи там поселились, печка стала гореть круглосуточно, и теплый воздух, проникая через перекрытия, вызвал таяние снега, находившегося в земле, покрывавшей землянку. Естественным следствием этого явилось то, что с потолка землянки в самых разнообразных местах потекла вода. Сперва она капала, а затем потекла струйками. Пришлось срочно вытаскивать плащ-палатки из-под себя и кое-как прикреплять к потолку. Это на время прекращало протечку, но затем вода находила дырку в палатке и лилась через нее. Приходилось подставлять под эту струйку котелок или консервную банку.

Скоро все нары были уставлены приспособлениями, собиравшими воду. За ними нужно было постоянно следить, чтобы они не переполнялись и не опрокидывались. Укладывание на нары между этими банками требовало прямо-таки акробатической ловкости. Однажды произошло такое, что заставило многих подумать о более удобном жилье. Угол одной из палаток, находившийся над доктором Бегинсоном, видимо, под тяжестью скопившейся в ней воды, внезапно оторвался, и вся вода из палатки, а ее там набралось около полуведра, потоком хлынула на бедного Бегинсона и промочила его насквозь. Случай этот вызвал с его стороны гнев и возмущение, а у соседей вызвал и смех. После этого случая покинул землянку Сангородский. Он переселился в свою сортировочную палатку, выгородив себе там уголок.

– Хоть холодное, да суше. Плавать в постели у нас приучен только один Беня (так он называл Бегинсона), а я пока предпочитаю спать на сухом, – говорил Лев Давыдович.

Следующим ушел из землянки Алешкин. Вследствие постоянной капели с потолка в землянке образовалась страшная сырость и грязь. Возможно, от этого, а вероятнее всего и от постоянного нервного напряжения и голода у Бориса начали появляться экзематозные раздражения в области голеностопных суставов и, что было особенно неприятно и тяжело, на шее и подбородке. Последнее привело к тому, что Алешкин вынужден был прекратить бритье. Брился он безопасной бритвой, а даже намыливание участков кожи, пораженных экземой, вызывало жгучую боль. Само же бритье доставляло такие мученья, что он вынужден был его прекратить.

Как известно, Виктор Иванович Перов по специальности был дерматологом. Борис обратился к нему, и тот выписал лекарство, но единственная женщина-фармацевт, оставшаяся в аптеке, была, видимо, не очень подготовлена, а может быть, в ее распоряжении не было необходимых ингредиентов, но так или иначе, а сделать заказанную Перовым болтушку она не смогла. Ограничились приготовлением серной мази, которой Борис усердно и мазался. Мазь эта, хоть и не особенно помогала, но все же распространение экземы на шее прекратила. Но бриться Борис все еще не мог и потому начал быстро обрастать довольно густой и неприглядной рыжеватой щетиной.

Однажды, это произошло 9 декабря 1941 года, где-то вдалеке на востоке послышалась орудийная канонада, затем грохот отдаленной бомбежки. Все строили предположения, что бы это значило, а так как никаких известий ниоткуда не имели, то полагали, что, по-видимому, немцы вновь начали наступление в сторону Волхова с тем, чтобы обойти Ладожское озеро и соединиться с наступающими с севера финнами.

К вечеру, однако, орудийная канонада стала слышнее, а на следующий день Прохоров, приехавший из штаба дивизии, рассказал, что армия под командованием Федюнинского начала наступление, будто бы освободила Тихвин и двигается на запад. А немцы отступают, бросая орудия и машины. Пока они сидели на месте в поселках, окопах и блиндажах, они еще могли выдерживать все крепчавший мороз, а как только их выбили из тепла, так они в своем летнем обмундировании сражаться не смогли и драпают вовсю.

Это сообщение всех обрадовало.

Ведь это была первая победа над фашистами. Победа, заставившая непобедимых немцев отступить. Удалось освободить ряд захваченных ими населенных пунктов. Победа эта пришла на «нашем» Ленинградском фронте, и все этим гордились.

Стали говорить, что теперь, наверно, недалек тот час, когда будет прорвана блокада Ленинграда и ленинградцы, а также и войска, обороняющие город, вздохнут свободнее, а главное, как сказал Сангородский, досыта наедятся.