Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [104]

Естественно, что во время этого разговора он еще раз рассказал Прохорову всю свою историю, которую мы раньше описывали, и говоря о своем желании в дальнейшем стать снова коммунистом, не преминул заявить, что, пожалуй, только сейчас осознал, насколько он был неправ, обидевшись на несправедливость отдельных партийных работников, не старался добиться своего восстановления в партии. Сейчас он не считает себя вправе находиться вне рядов ВКП(б).

Прохоров, внимательно выслушав Бориса, отнесся к его злоключениям сочувственно и посоветовал ему оформлять необходимые для вступления в партию документы, то есть писать автобиографию, заявление и подбирать рекомендации. По указаниям, внесенным в устав ВКП(б) XVIII съездом партии, Алешкину надо было набрать три рекомендации. Дело осложнялось тем, что их могли дать только коммунисты, знавшие его не менее года. Таких в медсанбате не было, а посылать за рекомендациями в Александровку или Краснодар было просто бессмысленно. Во-первых, потому что связи из Ленинграда с внешним миром фактически не существовало, а во-вторых, и потому, что знавшие его коммунисты в этих местах, по всей вероятности, сами находились где-нибудь на фронте, и разыскать их было невозможно.

Прохоров, однако, успокоил Бориса, заявив, что, кажется, уже вышло или выйдет такое постановление, что для служащих в действующей армии знакомство рекомендующего с рекомендуемым в течение года необязательно. И поэтому, например, он, Прохоров, вполне может дать рекомендацию Алешкину. Он считает, что в партии Алешкин быть достоин и может, будучи партийным, принести Родине большую пользу.

– Вероятно, вторую рекомендацию даст товарищ Скуратов. Он о вас тоже хорошего мнения, – заметил Прохоров, – а вот достать третью будет труднее. Остальные наши коммунисты в партии менее двух лет и право на дачу рекомендаций не имеют. Третью придется искать в штабе дивизии.

Необходимые документы, кроме третьей рекомендации, Алешкин подготовил в течение нескольких дней, но на этом пока дело и приостановилось. Выехать в штаб дивизии на поиски третьей рекомендации ему было невозможно.

Поток раненых, поступавших в санбат, хотя и не был особенно велик, так как действия на всех участках Невского пятачка приняли сугубо оборонительный характер, и больших потерь не было, но нагрузка на Алешкина была значительна. Почти совсем вышли из строя врачи Бегинсон и Дурков. Они могли пробыть в операционной или перевязочной не более одного-двух часов в сутки. Ослабел и Картавцев, он работал не более 5 часов, и только Алешкин сохранил настолько сил, чтобы выстаивать у операционного стола целую 10-часовую смену, а иногда захватывать и более длительное время. Поэтому ему пришлось нести основной груз работы операционно-перевязочного взвода. Разумеется, все его дополнительные питательные ресурсы уже кончились, и он чувствовал, что начинает слабеть с каждым днем все сильнее и сильнее. Плохо было и со средними медработниками. Пожилые медсестры – Наумова, Панкратова и некоторые другие едва передвигались. И лишь более молодые еще сохранили достаточно сил, бодрости и даже некоторое веселье. Если более пожилые, жившие отдельно, даже почти и не улыбались, то в землянке молодых иногда раздавалось пение и даже смех.

Из врачей удивлял всех Сангородский. Он, кажется, совсем высох, превратился в какой-то ходячий скелет. И раньше-то он не отличался полнотой, а теперь это были кости, обтянутые кожей. Но он каким-то чудом сохранил достаточно сил. По-прежнему бодро орудовал в своей сортировке и оживлял шутками приунывших товарищей по землянке.

На этом месте дислокации все мужчины-врачи, кроме комбата Перова и начсандива, поселились в одной, довольно вместительной землянке, с общими нарами, сделанными из жердей, на которых еще имелись остатки сена. Эти нары закрыли плащ-палатками. В оконный проем вставили палаточные рамы, поправили большой стол с настоящей столешницей, прибитой к четырем кольям, вкопанным в землю, установили в углу железную печку, двери завесили двумя плащ-палатками, выпросили у Прохорова по одеялу и соорудили из вещевых мешков подобие подушек. Потребовали от комбата, чтобы к землянке провели электрический свет и решили, что тут можно будет неплохо перезимовать. А думать об этом приходилось все чаще. Морозы крепчали, и в дополнение к дистрофикам среди раненых стали попадаться и обмороженные. Правда, личный состав санбата и строевые части уже около месяца как получили зимнее обмундирование, и оно было неплохим, но крепнувшие морозы давали о себе знать.

Алешкин, как и другие врачи и средний медперсонал, получил суконные шаровары, такую же гимнастерку, шапку ушанку, суконные портянки, пару теплого белья и меховой жилет, одеваемый под шинель (в оперблоке под халат). Рядовые санитары получили то же самое, только вместо жилета им выдавались ватные куртки и вместо суконных брюк – ватные. На передовой почти всем выдали валенки, а многим и полушубки.

Теплая одежда, конечно, была очень нужна, и тo, что ее выдали, было хорошо, но она не заменяла пищи, а, кроме еды да положения на фронтах сейчас почти никто ни о чем другом и не говорил.