Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том II - [15]

Так незаметно подошла осень, а затем и зима. Обычно в Краснодаре зима бывает мягкой, почти без снега. В этот же год она оказалась необыкновенно суровой и уже с конца ноября дала о себе знать такими морозами, которых в городе даже старожилы не помнили. Вследствие таких холодов и полной неприспособленности к ним краснодарских жилищ, запасы топлива у всех горожан стали быстро таять. Произошло это и у Алешкиных, и если при обычной погоде припасенных ими дров хватило бы с избытком на всю зиму, то тут они дотянули только до 1 декабря.

Местные спекулянты, да и крестьяне аулов и станиц, воспользовавшись бедственным положением жителей города, стали драть на базаре за дрова втридорога.

Пришлось и Алешкиным покупать дрова «кучками», возами и тратить на это очень много средств.

С 1 декабря 1934 года Алешкин был призван в Красную армию на переподготовку. Так как в военкомате он продолжал еще числиться в группе командно-политического состава, то и был направлен как политрук в команду территориальников. Начальником команды назначили некоего Пескарева, имевшего звание комбата запаса. Команда состояла из 3 рот, призванные в нее должны были пройти курс обучения одиночного бойца, на это отводилось два месяца. На этот срок и были призваны командиры из запаса.

Все призванные должны были получать заработную плату по месту основной своей работы. Как правило, она выдавалась за месяц вперед. Сборы территориальников проводились в самом городе Краснодаре.

Для их проведения приспособили здание двух клубов каких-то заводов. Рядовой и младший командный состав находились на казарменном положении и жили в одном из этих клубов. Другой отвели для классных занятий. Строевые занятия проводились во дворе. Средние командиры, призванные из других городов и станиц, жили также в помещении клуба, а командиры-краснодарцы продолжали жить на своих квартирах и являлись «в казармы» только на время занятий.

Для Бориса Алешкина эта переподготовка была даже на руку.

Во-первых, потому, что здание этих клубов находились очень близко от его квартиры, а во-вторых, потому, что загружен на них он был относительно мало и мог отдавать заботам о доме гораздо больше времени.

При выписке зарплаты за месяц вперед Романовский сказал Борису:

– Знаешь что, выписывай-ка ты ее себе сразу за два месяца, да заодно выпиши выходное пособие. С 1 января 1935 года наш стройотдел будет финансироваться через финотдел треста, твоя должность сокращается, так что тебе все равно придется переходить на другую работу.

Борис особенно не удивился этому. Разговоры о ликвидации финансовой самостоятельности стройотдела ходили уже давно. Он даже был рад, что уходит с этой работы. Бухгалтерские махинации Романовского, о которых знали многие работники конторы, да, вероятно, догадывался и сам Березовский, до добра довести не могли. Заявить о них соответствующим органам Алешкин не решался. Еще слишком свежи были воспоминания последствий раскрытия им преступления в Тралтресте.

Но и терпеть их дальше было попросту страшно. Он, как начфин, мог оказаться виновным наравне с главным бухгалтером. Хотя никаких выгод для него от этих махинаций и не было.

Тут призыв военкоматом на переподготовку оказался как нельзя более кстати.

Борис оформил свое увольнение буквально за два часа.

Березовский пытался было протестовать, но Романовский, которому тоже хотелось избавиться от лишнего свидетеля его дел, и Алешкин, по причинам, о которых мы сказали раньше, сумели его убедить в бесполезности всяких ходатайств. С 1 декабря 1934 года Борис Алешкин, полностью рассчитавшись с «Зернотрестом», спокойно руководил политработой в своей территориальной команде.

В начале января 1935 года Катя почувствовала приближение родов. Как обычно, это было под утро, но так как теперь была в доме Эла, то Борис не смог сопровождать Катю, и та сама отправилась в роддом. В то время город обслуживал единственный роддом при Акушерской клинике Мединститута. От квартиры Алешкиных до него было минут 30 ходьбы.

Он располагался так, что никаким транспортом Кате воспользоваться было невозможно, она отправилась пешком. Как она добралась до роддома, она не помнит. Помнит только, что всю дорогу ее мучили боли и что под конец ее вела какая-то сердобольная женщина, заметившая ее отчаянное положение.

Как и в первый раз, роды у Кати прошли быстро и сравнительно легко.

Когда Борис отвел Элочку в детский сад, добежал до своей команды и сообщил своему начальнику о событии, совершающемся в его семье, то сейчас же получил от него разрешение на суточную отлучку. После этого он также почти бегом направился в роддом.

Там уже появилась его вторая дочка. Это было 5 января 1935 года.

Разумеется, Бориса к жене не пустили, и он был вынужден довольствоваться объяснениями какой-то совсем юной девушки, вышедшей в приемную. Она сказала ему, что оснований для беспокойства нет, что роды прошли сравнительно благополучно и что по заявлению врача, дней через семь его жена и дочка будут дома. От посетителей, находившихся вместе с ним в приемной, Борис узнал, что эта девушка практикантка-студентка, что это не просто роддом, а клиника Мединститута, и что студенты-медики здесь проходят практику.