Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I - [46]

Скоро Катя придумала ей и уменьшительное, ласкательное имя – Эла.

Через несколько дней, преподав первые практические уроки по уходу за новорожденным, мачеха уехала. Молодым родителям дальше уже пришлось доходить до всего самим. Правда, без поддержки молодая мать не осталась. Консультация, в которую она ходила до родов, не забыла ее, а наблюдавший ее и ребенка, очень внимательный и чуткий человек, врач Соболев и прикрепленная акушерка своими советами ей очень помогли.

Однако первое самостоятельное (без Анны Николаевны) купание Элочки производил все-таки отец. И лишь после нескольких совместных проб Катя решилась делать это сама.

Незаметно наступила зима. Выпал первый снег, в маленьком семействе Алешкиных пока все обстояло благополучно: Элочка исправно сосала мамину грудь, всегда полную вкусного молока, подолгу спала и пока никаких особенных хлопот, кроме бесконечной стирки и сушки пеленок, своим родителям не доставляла. Она начала понемногу ориентироваться в окружающей ее обстановке и во всяком случае уже научилась узнавать свою маму. Последняя этим очень гордилась и иногда изводила папу, которого дочь еще совсем не узнавала. Тем не менее он тоже гордился и радовался своей дочери. Когда она сердилась и плакала, что, вообще-то говоря, происходило очень редко, она так смешно болтала язычком, что в ее плаче получалось слово, очень похожее на часто повторяемое «идол, идол!» И даже этот плач умилял родителей.

Одним словом, семейное счастье Бориса Яковлевича и Екатерины Петровны Алешкиных было полным.

Но на небосклоне их спокойной жизни появились и некоторые тучки.

Первая – это то, что Алешкину пришлось открыть филиал своего лесного склада. Дело в том, что бондарный, или, как его теперь стали чаще называть, тарный завод и начавшая работать судоверфь требовали столько разнообразных лесоматериалов, что производить двойную перевалку их было невозможно. До сих пор все доски и клепка разгружались из вагонов на Бородинском складе. Отсюда на катерах и шаландах перевозились на мыс Чуркина – на бондарный завод и судоверфь.

Правлению треста удалось доказать городским властям нецелесообразность этих перевалок и получить территорию под филиал лесного склада на мысе Чуркина, недалеко от своих предприятий, рядом с лесоэкспортной базой Дальлеса. На этот склад лес доставлялся вагонами.

В то же время ликвидировать Бородинский склад было нельзя, так как промысла и строящиеся береговые рыбзаводы тоже требовали большого количества пиломатериалов, который удобнее было отправлять с этого склада или на шаландах, или на рейсовых грузовых пароходах «Совторгфлота». Шаланды приставали прямо к берегу напротив склада, а пароходы – к причальной линии порта, куда лес подвозился подводами. На мысе Чуркина, около территории лесного склада, причалов не было. Таким образом, Борису Алешкину пришлось, собственно говоря, заведовать двумя складами, что требовало много сил и, главное, дополнительного времени. Правда, для работы на филиале склада на мысе Чуркина, он выделил своего помощника Ярыгина, который в скором времени волею судьбы стал там полновластным хозяином, лишь подотчетным Алешкину.

По просьбе Бориса Яковлевича, после открытия филиала лесного склада на Чуркине, ему в штат ввели еще одного десятника для работы на основном складе – на Корабельной набережной.

Человек, занявший эту должность, носил странную фамилию – Комоза. Он был членом ВКП(б), недавно вернувшимся после службы в армии.

До армии он жил в небольшом селе около станции Бикин и работал на лесозаготовках. В аппарат ДГРТ его направили, как выдвиженца-коммуниста. Образование его равнялось трем классам сельской школы и поэтому вот уже около месяца его нигде не могли пристроить. Когда появилась надобность во втором десятнике лесного склада, его решили направить туда. Черняковский, направляя этого нового десятника, предупредил Алешкина, что ему дается неопытный работник, и что за возможные его ошибки будет отвечать Борис. Последний знал, что Комоза – член партии и таким предупреждением не очень смутился.

Без разговоров согласился его взять.

Забегая вперед, можно сказать, что Комоза оказался способным учеником: понимая толк в лесе, он скоро освоил арифметические расчеты, необходимые для работы, а отличаясь хорошей сообразительностью и смекалкой, через два-три месяца уже вполне отвечал той должности, которую занимал.

Второе событие, нарушившее мирную жизнь Бориса и Кати, было чисто семейного свойства. Комитет крестьянской взаимопомощи, в котором служил Яков Матвеевич Алешкин, ликвидировался.

В это время начали создаваться первые колхозы. Образовался такой и в селе Шкотово. При его организации решили, чтобы все имевшиеся в Комитете крестьянской взаимопомощи сельхозмашины и орудия передать ему. Надобность в этом Комитете отпадала. Яков Матвеевич за последние четыре года сменивший уже три должности, вновь оказался без работы. Он прекрасно понимал, что найти подходящую должность в селе ему не удастся, а если что-нибудь и подвернется, то это может быть опять ненадолго. Ему уже перевалило за 45 и хотелось какой-то спокойной, прочной и постоянной работы.