Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I - [44]

– Дочь?! – хором воскликнули мужчины, – поздравляем! Ну, а как Екатерина Петровна? (между прочим, с тех пор, как Катя приехала к Борису и они стали жить на складе, все служащие склада называли ее Екатериной Петровной, отчего она очень смущалась, а Борис подсмеивался).

Но теперь, когда она стала не только женой, но и матерью, ему показалось, что она вполне достойна такого солидного имени.

Ровно в 12 часов дня Борис был у двери родильного отделения, где толклись несколько человек, таких же глупо-счастливых, старавшихся казаться серьезными и даже как будто безразличными к тому, что ожидалось или уже совершилось в их семье. Некоторые из них с такой же откровенно восторженной и даже вроде как хвастливой улыбкой, какая все время блуждала на лице Бориса, оглядывались на других.

На двери, на небольшой бумажке он прочитал списочек, в котором увидел, среди прочих, и фамилию своей жены, а напротив ее стояло: «Девочка – 4,5 килограмма». Борис прочел эту строчку несколько раз, но так и не понял – хорошо это или плохо, тем более рядом еще стояла совсем непонятное: «р. 50 см».

Из принесенных им продуктов, а он по дороге забежал сперва в кондитерскую, где купил пирожных, булочек, печенье, затем в гастрономический отдел «Кунста и Альберса», где приобрел несколько сортов колбас, сыру и сливочного масла. Все это, завернутое в огромный кулек, он притащил для своей Кати. Толстая пожилая женщина, принимавшая передачу, внимательно осмотрела все покупки, взяла из них только печенье и сыр, а остальные продукты вернула, сказав, что роженицам это кушать вредно – кушайте это сами за здоровье жены и маленького.

– Да, у меня дочь.

Женщина улыбнулась, взглянула на растерянного парня и сказала: «Ну и хорошо, что дочь, за нее покушайте». Борис вздохнул, забрал оставшиеся продукты, завернул их в какой-то неуклюжий кулек и повернулся, чтобы уходить, но та же женщина остановила его:

– Да ты, милок, не уходи! Я сейчас вернусь, от жены записочку принесу, может быть, ей еще чего-нибудь нужно.

Борис даже и не предполагал, что между ним и Катей может быть какая-нибудь письменная связь. Поэтому он не догадался написать сам, да и от нее не ожидал что-либо получить.

Через 15–20 минут сиделка, принимавшая передачи, вернулась и среди других громко выкрикнула и его фамилию. С внезапно замершим сердцем, Борис подошел к ней:

– На, вот, папаша, письмо, читай!

Борис схватил крохотную, свернутую небрежным квадратиком бумажку, развернул ее на ходу, сел на стул, стоявший около окна, и начал читать. На лице его была написана такая радость и счастье, что сиделка, провожавшая его взглядом, улыбнулась и сказала какой-то пожилой женщине, у которой принимала передачу:

– Ну и родители теперь пошли, прямо сами-то еще дети. Он мальчишка, а жена-то и совсем как девочка, тонюсенькая такая…

Между тем Борис, не замечая ничего вокруг, читал и перечитывал несколько строчек, написанных какой-то неуверенной робкой рукой, лишь отдаленно напоминавшей почерк его Катеринки.

В письме было сказано:

«Борька! У нас уже есть дочь! Она какая-то волосатая, вся черная, а глаза голубые. Меня уже не тошнит, принеси мне яиц, сгущенного молока и еще печенья. Больше ничего не нужно. Приходи завтра. Я устала… Целую. Катя».

Катя, видимо, действительно устала, потому что последние слова ее письма были написаны так слабо, что Борис с трудом их разобрал.

Свернув записку, Борис помчался обратно на свой склад. Дочь-то дочерью, а работы у него на складе не убавлялось и ему теперь совсем не хватало времени.

Тем не менее, вернувшись в контору, он подробно рассказал Алексею Васильевичу и Ярыгину о своем посещении родильного отделения и, наскоро вскипятив чайник, устроил с ними пир, стараясь истребить как можно больше непринятых в больнице продуктов. Ярыгин предлагал по случаю такого важного события выпить винца, и уже собрался было сбегать за ним в ближайшую лавочку, но ни Борис, ни Алексей Васильевич его не поддержали и чествование вновь появившегося члена семьи Алешкиных – нового гражданина Советского Союза, отмечалось только чаепитием, поеданием колбасы и пирожных.

Между прочим, на этом же торжестве оба приятеля дали Борису ряд практических указаний о том, что ему еще нужно приобрести до возвращения Екатерины Петровны из больницы.

Борис воспользовался этими советами и в течение следующих двух-трех дней купил на толкучке подержанную, но еще вполне хорошую железную детскую кроватку с веревочной сеткой по краям. Кроватки такого фасона давно уже устарели, и если бы он пошел в какой-нибудь большой магазин, например, к «Кунсту», то, пожалуй, за ту же цену купил бы более современную кроватку, а может быть, даже и коляску. Но это его пленила тем, что она была до чрезвычайности похожа на его собственную. Купил он также оцинкованную ванночку, губку, кусок яичного мыла и термометр для измерения температуры воды. Весть о рождении у заведующего складом дочери, распространилась и среди сторожей, и среди китайских рабочих. Все эти, на вид грубые и суровые люди, при встрече с Борисом улыбались, и каждый по-своему выражал свое отношение к происшедшему. Некоторые из китайцев говорили: