Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I - [45]

– Девка пу-шан-го, парень шибко шанго. Парень канходи, тебе помогай… Девка чужой люди отдавай! Только корми зря.

Борису и самому хотелось сына, но он так был рад, что все уже кончилось, что Катеринка чувствует себя хорошо и ребенок здоров, что думал: «Чем плохо, что дочка? Ведь у нас не китайские обычаи. Да у нас с Катей будет не один ребенок. Будет и сын!» Так он рассуждал, лежа в кровати и считая дни, когда его жена вернется домой.

А времени до этого было уже не так много: чувствовала она себя хорошо. Ее молодой, сильный организм быстро справился с перенесенным потрясением. Когда Борис приходил в больницу и останавливался против окон ее палаты, то даже видел ее. Только до сих пор он так еще не мог рассмотреть свою дочь. О скором возвращении домой думала и Катя, она подходила к окошку, приветливо махала рукой мужу, но о том, как они будут жить с дочерью, беспокоилась все больше и больше. Ведь до сих пор ни она, ни Борис с такими маленькими детьми дела не имели. А Катя как-то с детства не любила грудных ребят, держалась от них подальше и теперь, когда появилась такая своя, когда уход за ней был не только необходимостью, но и обязанностью, она серьезно задумалась. Здесь, в больнице она видела свою дочку чистенько вымытую, запеленатую в белоснежные пеленочки, и ее обязанностью было только исправно покормить ее грудью. А это труда не составляло. Ее здоровое тело поставляло столько молока, что его хватило бы не на одну, а на двух таких крошек. Это кормление было почему-то даже приятно и доставляло какую-то непонятную радость.

А вот как ее купать, как пеленать, вообще, как ухаживать за ней, Катя абсолютно не знала. Она была уверена, что ее юный супруг в этом отношении так же беспомощен, как и она.

Конечно, было бы очень хорошо, если бы по приезде домой она там встретила маму, но этого чуда произойти не могло. Мама находилась в Хабаровске: недели три тому назад Милочка родила второго сына, чувствовала себя нездоровой и мама находилась у нее. Заполучить ее было невозможно. Оставалось надеяться на себя.

В своих письмах, день ото дня становившихся все более длинными и содержательными, Катя давала мужу массу советов и наставлений по приобретению разных предметов для дочки. Советы эти она сама получала от своих более опытных соседок по палате. Одновременно она требовала улучшения и утепления их жилья. Борис многие из ее просьб и указаний уже предвосхитил. В их комнате (бывшем кабинете Бородина) ногами к стенке печки стояла детская кроватка с матрацем из морской травы и маленькой подушечкой. В противоположном углу комнаты был поставлен второй конторский шкаф, пожертвованный Алексеем Васильевичем. При помощи одного из столяров верфи в нем наделали полочек, на которых Борис разложил все приготовленное Катей заранее приданое их будущего ребенка. Тут были пеленочки, одеяльца, распашонки и даже чепчики. При помощи этого же столяра окна этой комнаты полностью застеклили, рамы тщательно проконопатили. Подогнали входную дверь в комнату. Дверь из соседней комнаты, выходящую прямо на улицу, которой до этого они часто пользовались, забили наглухо.

Кроме приобретений и этих мелких поделок, Борис, также как и Катя, подумал о практическом руководстве по воспитанию дочки, хотя бы на самые первые дни. Он вызвал по телефону мачеху и, рассказав ей об их бедственном положении, попросил ее помощи. Та согласилась приехать на неделю (время совпадало с осенними каникулами). Кате он об этом ничего не сказал, и когда в день выписки она была встречена свекровью, то очень удивилась и даже обиделась.

Вечером этого же дня Борис и Катя, обнявшись, сидели на кровати, глядели на свою темноволосую, долгоносенькую дочку и думали о том, как же ее назвать. Они уже перебрали много имен, но все это были обыкновенные, знакомые, много раз слышанные, которые можно было встретить на каждом шагу. Перебрали они и много новых имен, появившихся в последние годы: Октябрина, Тракторина, Сталина и тому подобные, но эти имена, как и старые дореволюционные, им тоже не нравились.

Нет, их дочь – это же их ребенок, она, наверно, будет совсем-совсем особенной, может быть, очень знаменитой, имя должно быть достойно ее.

Вдруг почти одновременно, они это имя нашли.

Незадолго до отправления Кати в больницу они ходили в кинематограф и смотрели только что появившийся советский боевик, поставленный по роману Алексея Толстого. Фильм назывался «Аэлита», так звали марсианку – главную героиню картины.

Это имя было необычным, оно принадлежало гордой красавице, представительнице какого-то неизвестного мира. Оно очень подходило для их дочери. Ведь она тоже будет красавицей и жительницей того будущего, неизвестного им мира, в котором они сами-то, может быть, и жить не будут. А что она будет очень красивой, в этом ни отец, ни мать не сомневались ни минуты.

Итак, решили – Аэлита!

Анна Николаевна немного посмеялась над их фантазией, однако имя своей необычностью и каким-то благозвучием ей тоже понравилось. На следующий день оно было закреплено за новым членом семьи Бориса Алешкина в соответствующем ЗАГСе. С тех пор и стала в их семье расти маленькая девчушка, с казавшимся для многих странным и непонятным именем – Аэлита.