Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I - [27]

Пообедав у Пашкевичей, Борис вернулся домой и рассказал об этой договоренности Анне Николаевне и отцу. Те, посовещавшись, решили, что какое-то участие в предстоящей свадьбе должны принять и они. Для этого мачеха отправилась к Пашкевичам и, о чем-то договорившись с Акулиной Георгиевной, вечером принялась колдовать на кухне.

Ночевал в эту ночь Борис у Пашкевичей. Спали они с Катей, как и во Владивостоке, опять в проходной комнате, в столовой. Катя испытывала те же страхи и терзания, как и в городе.

На следующий день они явились в ЗАГС. Это учреждение в то время размещалось в небольшой комнатке одной из только что отремонтированных казарм гарнизона. На дверях этой комнаты на картонке было написано: «Запись актов гражданского состояния». Наши молодые, прочтя эту сложную надпись, вначале даже немного растерялись, так как привыкли называть это учреждение просто ЗАГС. Затем сообразили, что это все-таки и есть то, что им нужно. Несмело открыв дверь, они зашли в комнату, там стояло два стола, за одним сидел пожилой мужчина, а за другим девушка. Увидев вошедших, которые переминались с ноги на ногу и не знали, что им делать, мужчина поднял голову и сиплым басом спросил:

– У вас что: смерть, рождение? Борис ответил:

– Мы зарегистрироваться пришли.

– А, так это вон к ней.

Подойдя к столу, за которым сидела девушка, Борис и Катя остановились. Девушка взяла, лежавшую на краю стола большую книгу и спросила: «Какие-нибудь документы у вас есть?»

Ребята переглянулись. Ведь в то время никаких паспортов не было. Документом, удостоверяющим личность, могла быть любая бумажка: профсоюзный билет, справка из какого-нибудь учреждения или партийные документы. К счастью, Борис и Катя догадались захватить с собой комсомольские билеты. Они и послужили основанием для регистрации брака. Взяв билеты, девушка переписала с них все, что полагалось в книгу, и спросила, обращаясь к Кате: «Какую фамилию будете носить?»

Катя молчала, вмешался Борис: «Алешкина!»

Катя молча кивнула головой. Девушка еще что-то записала в книге, затем достала из стола типографский бланк, заполнила его, подошла к мужчине, который поставил на бланке большую круглую печать, и, возвращаясь, подала этот документ Борису.

Взяв в руки эту бумажку, и прочитав ее, Борис спросил:

– Это все?

– А что же еще? Все!

Когда молодожены вышли из ЗАГСа, они дружно рассмеялись.

– А я-то думала!.. – проговорила Катя.

Откровенно говоря, и Борис был разочарован этой простотой такого важного для них события. На самом деле, тогда регистрация брака происходила так просто и буднично потому, что очень многие не придавали этому акту почти никакого значения. Мноие годами жили в фактическом браке и даже не думали ни о какой регистрации, а другие считали брак действительным только тогда, когда он совершался венчанием в церкви.

В этот же день состоялось и празднование свадьбы. Конечно, это была совсем не та свадьба, какую справляли в свое время зажиточные крестьяне, интеллигенты или купцы, и о которой мы теперь имеем представление по рассказам Чехова, Лескова или Толстого.

Но это была и не такая свадьба, какие мы часто видим теперь, когда молодые с кучей друзей, свидетелей торжественно едут на разукрашенных автомашинах в какой-нибудь ресторан или даже домой, где столы накрываются на сорок-пятьдесят гостей и где море разливанное длится не одни сутки.

Не были у них и комсомольской свадьбы, которую описывают советские авторы: в клубе, с речами, оркестром и подарками от организации и родственников.

Нет, времена тогда были не те, да и семьи жениха и невесты не обладали таким достатком, чтобы справить пышную свадьбу.

После возвращения Бориса и Кати из ЗАГСа был устроен обед, в котором главным действующим лицом являлась Акулина Георгиевна, она приготовила скромные, но очень вкусные блюда, кое в чем ей помогла и мачеха Бориса.

За столом, кроме семьи Пашкевичей и Алешкиных, присутствовали несколько ближайших родственников Пашкевичей. Не обошлось, конечно, и без выпивки. Но ни жених, ни невеста (собственно, уже муж и жена) к спиртному не притрагивались.

Глава седьмая

Неделя кончалась. Борис выехал из своей старой квартиры, чем немного огорчил свою хозяйку. В проходную комнату найти квартиранта было непросто. Алешкин обещал прожить год, а съезжает через месяц. Хозяйка, конечно, понимала, что жить в таких условиях, которые она могла предоставить семейному человеку, было неудобно и поэтому, в общем-то, они расстались дружелюбно.

Забрав свои скромные пожитки, в том числе и медвежью шкуру, служившую ему матрацем в Шкотово и привезенную им в последнюю поездку, Борис явился на свою новую квартиру.

Вручив ему ключ от комнаты, его новая хозяйка познакомила его с соседями, они оказались симпатичными старичками, существовавшими, как он впоследствии узнал, неизвестно на что. Муж в этой семье когда-то служил чиновником в частном банке, дослужился до пенсии, но с приходом советской власти выплата пенсии ему прекратилась. Банк был ликвидирован. Отдел социального обеспечения, обратиться в который его надоумил Томашевский, обещал ему выплачивать что-то по старости, но пока он еще ничего не получал, и они жили за счет небольших сбережений, сохранившихся от прежней жизни.