Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I - [23]

Я не успела ответить, как она вдруг остановилась, догнала меня и спрашивает:

«Скажите, пожалуйста, вы не Катя Алешкина?»

Я, конечно, чуть сразу сгоряча не брякнула: какая еще Алешкина?! Да вовремя опомнилась. Подумала: ведь он меня теперь за жену выдает, а значит, и фамилию мне свою приписывает. Вот еще не было печали, была Пашкевич, а теперь какой-то Алешкиной буду. Однако промолчала, только головой кивнула. Женщина опять заговорила:

– Ну вот, славу богу, что я вас встретила. А то Борис Яковлевич очень бы обижался. Уж он мне так крепко наказывал встретить вас у поезда… А я с обедом захлопоталась и прозевала время-то. Уж, вы, пожалуйста, ему не рассказывайте…

Ты знаешь, я чуть в лицо ей не расхохоталась. Как, думаю, это Борьку-то Борисом Яковлевичем величают?! Видать, ему вправду пора жениться. Ну а мне, наверно, замуж еще рановато. Все меня Катей зовут. Да, ты ешь, ешь! Не возражай! – остановила она Бориса, заметив, что тот пытается что-то сказать.

После обеда, когда молодые прошли за ширму, в свой уголок и несколько минут посидели одни, дочери хозяйки и соседка-работница кондитерской фабрики, позвали их играть в лото.

Так, за игрой в лото, Борис и Катя Алешкины провели свой первый семейный вечер.

Ночью, кое-как уместившись на довольно-таки узком старом диване, предназначенном для их постели хозяйкой, они очень быстро убедились в неудобстве своей квартиры.

До приезда Кати Борис как-то не замечал этих неудобств. Кормила его хозяйка обильно и вкусно, постель была чистая, со свежими простынями, достаточно мягкая.

После работы он шел на какое-нибудь собрание, (он уже встал на партийный учет трестовской ячейки), или на политзанятия, или даже просто в кино. Домой являлся часов в 9-10. Ужинал на кухне, читал там что-нибудь, а часов в 11 ложился на свой диван, крепко засыпал, не обращая никакого внимания на ходивших мимо него взад и вперед хозяев.

Не то было сейчас!

Диван, на котором лежали молодожены, был отгорожен от остальной комнаты ширмой. Малейшее движение в постели, вздох, как была уверена Катя, был слышен не только бегавшим без конца мимо них девчонкам хозяйки, но и всему дому. Более или менее свободно они вздохнули лишь немного позже 12 часов ночи, когда вся квартира погрузилась в сон. Борису нужно было на следующий день бежать на работу к 8 часам, а, следовательно, встать, по крайней мере, в половине седьмого.

В эту же ночь Катя категорически заявила, что дольше 2 дней она такой пытки не выдержит, что ей утром будет стыдно взглянуть в глаза хозяйке и ее дочерям.

– Ведь они все, все слышали! – твердила она, чуть не плача.

Тогда же она потребовала от Бориса, чтобы он немедленно нашел другую квартиру, где была бы отдельная изолированная комната, что только в этом случае она соглашается приехать насовсем. Тот, конечно, обещал, но как он сможет выполнить это обещание, пока еще себе не представлял.

Три дня, которые прогостила Катя в городе, несмотря на все неприятности и неудобства, доставляемые жильем, и на огромное количество сил и времени, которые ему именно в этот период пришлось отдавать своей новой работе, прошли для Бориса как сплошной праздник. Ведь несмотря ни на что, Катя была его женой. Она сидела, стояла, лежала с ним рядом. Он мог беспрепятственно обнимать ее, целовать, что он, кажется, готов был делать беспрерывно. И, главное, она не сопротивлялась, не отталкивала его, не торопилась за эту проклятую калитку в своих воротах, которую Борис иногда был готов разломать в щепки, а покорно сносила все его ласки и иногда даже несмело отвечала на них…

Поезд в Шкотово уходил вечером, и на этот раз Алешкин сумел проводить свою жену на станцию. Прощаясь на перроне и, кажется, в первый раз поцеловавшись с ним на людях, Катя еще раз заявила, что пока он не найдет порядочной квартиры, она к нему не приедет.

После отъезда Кати Борису стало так пусто и грустно, что самой главной его мыслью стала квартира. Однако в то время как, впрочем, и впоследствии, во Владивостоке с жилой площадью было чрезвычайно плохо. Найти отдельную квартиру, да еще женатому человеку, без соответствующего знакомства или без солидных денег было просто невозможно. А ни того, ни другого у Алешкина не было.

Напрасно каждый день он бегал по разным адресам, в самые различные уголки города. Ничего, чем бы он мог воспользоваться, найти не мог. В некоторых местах ему отказывали, узнав, что он женат, сразу, в других предлагали жилье еще более тесно связанное с хозяевами, чем это было в той квартире, в которой он жил сейчас. Наконец, третьи за более или менее удобную комнату, требовали оплату, по крайней мере, за полгода вперед. Чего Борис при всем желании сделать не мог.

Так прошло дней десять.

Конечно, неправильно было бы думать, что все это время Борис только и делал, что искал квартиру. Поискам ее он отдавал только свободное время, а его было не так-то много.

Мы уже говорили, как был загружен рабочий день Алешкина, но и вечера у него были также достаточно уплотнены. В «Дальгосрыбтресте», насчитывавшем к тому времени только в своем центральном аппарате уже гораздо больше 100 человек служащих, имелось всего 5 членов ВКП(б) и один кандидат. Последним и был Борис. Членами партии были: председатель правления треста – Беркович, начальник общего отдела – Глебов, заместитель начальника производственного отдела – Гусев и два выдвиженца из рабочих, занимавших небольшие должности в отделе кадров и в отделе сбыта и реализации продукции.