Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [40]

Тот вновь поговорил с капитаном, и вскоре старший помощник капитана, накричав на вертевшихся около ребят матросов, заставил их, к большому неудовольствию своих коллег, оставить русских счетчиков в покое.

Одновременно Сабельников посоветовал своим помощникам:

– А вы, ребята, пропустите два-три бревна в день, черт с ними. Убыток не так будет велик, зато и волки будут сыты, и овцы целы. Ведь не будем же мы на самом деле для проверки счёта разгружать пароход. Нам нужно скорее его погрузить и отправить, чтобы получить деньги, золото, валюту! Понимаете, тут уж с потерей нескольких рублей считаться не приходиться. Ну а с китайцами я сам поговорю. Я им пообещаю некоторую надбавку к общей сумме, если они погрузят судно досрочно.

Погрузка была закончена в три дня.

Павел Петрович и его помощники, попрощавшись с командой, уехали на катере в Амбабозу, чтобы дожидаться следующего судна, а пароход «Судзи-Мару» снялся с якоря и отправился в Японию.

По предварительным подсчётам, произведенным конторой Дальлеса, на реках Цемухэ и Майхэ находилось леса достаточно для загрузки четырех таких проходов как «Судзи-Мару», значит, нужно было дожидаться прихода следующих трёх. Прибытие следующего судна могло произойти каждый день, и поэтому стивидор и его помощники, и грузчики остались жить в Амбабозе. Но ждать можно было и два, и три, и даже пять дней, а это наших ребят и, в особенности Бориса, никак не устраивало. Он и так не виделся с Катей уже четыре дня, а не видеть её еще неизвестно сколько времени для него было просто невыносимо.

Он уговорил Жорку. Под видом необходимости заменить белье и запастись кое-какими продуктами (откровенно говоря, рис уже начинал им надоедать), они упросили своего начальника отпустить их в Шкотово хотя бы на один день, пообещав явиться на судно, если за это время оно появится, с первым же катером и плотом. Тот согласился.

Выпросив у рыбаков поселка Амбабоза кунгас, ребята отправились в путь.

Им предстояло пересечь почти весь залив Шкотта, а его ширина достигала трех морских миль или почти двадцати верст. Море было спокойное, и плыть на веслах даже в такой большой и нескладной лодке, как рыбацкий кунгас, было не очень трудно, но зато медленно. Выехав часов в 8 утра, к устью Цемухэ ребята успели добраться едва к часу дня. После непривычного труда, тяжелых и неудобных весел, у них ломило плечи и спину, а на ладонях горели мозоли, но они на такие мелочи не обращали внимания: ведь скоро или, в крайнем случае, вечером они увидят девушек, встреча с которыми для них была верхом радости.

Про то, что Борька Алёшкин дружит с Катей Пашкевич, знало почти всё село, а уж комсомольцы-то, безусловно, все, слишком откровенно он не отходил от девушки ни на шаг. Но, как узнал Борис, и у Жоры была зазноба, он ухаживал за Нюрой Гамаюновой и, кажется, небезуспешно. Так что их обоих объединяло одно дело: стремление встретиться со своими, как они про себя их называли, девушками.

Поэтому на их лицах, когда они шагали от устья речки к центру села, не было и следа той усталости, которую они испытывали на самом деле. Добравшись до магазинов, находившихся в самом центре села, они накупили копченой колбасы, крабовых консервов, солёной кеты, конфет, различных пряников и печенья, и всё это занесли на квартиру Бориса. Конечно, часть сладостей Борис отнес домой, чтобы угостить младших братьев и сестру.

Дома его появлению очень обрадовались, ребята, как всегда, подняли крик, мать его расцеловала, обрадовался и отец, хотя и не подал виду. За эти несколько дней, что Борис провел на пароходе, он загорел, лицо его обветрело и как-то повзрослело. Он, конечно, не преминул самым подробным образом рассказать о своей работе и о стычках с японскими офицерами по поводу подсчета брёвен. Не обошлось и без обычного хвастовства. После его рассказов и Люся, и Борис-маленький, уже кое в чем разбиравшиеся, как-никак они уже были пионерами, представили себе старшего брата настоящим морским волком. Ну а Женя был просто рад появлению старшего брата, которого он любил, и который последнее время дома находился нечасто.

За обедом, к которому Борис как раз успел, он рассказал, что ему, кроме зарплаты, за каждый день пребывания на пароходе будут платить по 3 рубля суточных, и стивидор уже выдал авансом 10 рублей. Отец, выслушав это сообщение, даже возмутился:

– Ведь это просто безобразие. Прямо разврат для молодых: кормят, поят, платят жалование, да еще и по 3 рубля в день! Черт знает до чего мы так дойдём! – кипятился он, однако в душе гордился тем, что его сын в состоянии зарабатывать в такие молодые годы так много. И на самом деле, жалование Бориса равнялось жалованию отца и почти на 10 рублей превышало то, что получала мать, а тут еще и эти 3 рубля в день. Из своего жалования Борис больше половины отдавал домой, как бы в плату за свое питание, из другой платил за квартиру и расходовал остававшиеся по своему усмотрению.

Вечером в самом радужном настроении Борис отправился в клуб. Перед отъездом он предупредил Катю, что им, вероятно, не придется видеться около десяти дней, а может быть, и больше, и сейчас его неожиданное появление в клубе должно было явиться для неё приятным, как он думал, сюрпризом. Правда, при последнем прощании Катя, хотя и позволила поцеловать себя несколько больше, чем обычно, особой грусти не проявила, но в глубине души Борис был уверен, что ей тоже жалко с ним расставаться даже и на 10 дней, как и ему.