Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [34]

– Дурак!!! – сердито крикнула девушка. Но увидев, в каком положении оказался её незадачливый поклонник, не выдержала – рассмеялась и, закрывая калитку уже смеясь, глядела на поднимавшегося парня и еще раз крикнула, но уже не сердито, а, скорее, насмешливо и даже, пожалуй, ласково:

– Ну и дурак же ты, Борька! – с этими словами она захлопнула калитку, и Борис слышал, как она быстро побежала к дому, всё еще смеясь.

Поднявшись, Борис отряхнул прилипшие к штанам комочки грязи и некоторое время постоял у ворот. Однако открыть калитку он не решился. Он чувствовал себя безмерно виноватым, и, хотя этот неожиданный и для него самого поцелуй доставил ему неизъяснимое удовольствие, он очень боялся, что обидел Катю, и та может прекратить с ним всякое знакомство.

Между тем девушка, сделав несколько шумных и быстрых шагов к дому, тихонько на цыпочках вернулась к воротам и, затаившись у калитки, ждала! Чего она ждала? Она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. После поцелуя, который еще продолжал гореть на её губах, ей было и стыдно, и как-то по-особому сладостно. Никто еще её так не целовал! Она и сердилась на Борьку, и в то же время была счастлива, хотя в последнем, конечно, не призналась бы никому. Она тоже не решилась открыть калитку. Так они и простояли минут десять, а потом медленно разошлись. Идя домой, Катя думала:

– Всё-таки зря я его так сильно толкнула, может ушибся? А он-то тоже хорош, с поцелуями лезет, а на ногах устоять не может! Ну а как же завтра? Если он опять целоваться полезет? Ну да ладно, завтра я его проучу!

И верно – проучила!

В следующий вечер, когда окончилась репетиция (к 1 Мая готовилась постановка, а Борис, постоянный участник драмкружка, в ней исполнял одну из главных комических ролей, а Катя Пашкевич, как это происходило почти всегда в последний год, выполняла обязанности суфлёра и даже помощника режиссера), она подошла к Ефиму Силкову (мы как-то о нём раньше рассказывали), работавшему инструктором райисполкома по политпросветработе, тоже принимавшему участие в готовящемся спектакле, и попросила его проводить её домой.

Силков был старше Бориса лет на пять, но это не мешало ему вздыхать по Кате Пашкевич, как и многим другим знавшим её комсомольцам и партийцам Шкотовской ячейки, однако, в нём было достаточно порядочности, чтобы, зная о взаиморасположении, существовавшем между ней и Борисом Алёшкиным (а об этом знало, наверно. уже почти всё Шкотово), к Пашкевич не подходить и свои любезности ей не навязывать.

Но когда она сама подошла, тут уж, как говорится, теряться было нельзя.

Так вот, своенравная девушка у всех на виду подошла к Силкову и громко, так, чтобы слышали все, в присутствии Алёшкина, попросила её проводить. Борис взбесился до глубины души и даже напугался.

– Неужели она так рассердилась, что теперь меня и вовсе прогонит? – думал он. – Но ведь она же всё равно будет моей женой! Неужели она этого не понимает! Ведь иначе невозможно! – проносилось в его мозгу через минуту. – А этого чертового Ефимку Силкова я подкараулю где-нибудь и башку ему проломлю! Будет знать, как чужих девчат провожать! – Все эти мысли беспорядочно мелькали в его голове в то время, как он, держась шагах в десяти сзади парочки, шел следом за ними. Катя время от времени оглядывалась назад и, видимо, с удовлетворением наблюдала за тащившимся сзади Борисом, который, опустив голову, полную самых мрачных и злых мыслей, плёлся сзади. Чтобы еще больше поддразнить Борьку, она теснее, чем это было нужно, прижималась к Силкову, и заставила этим и последнего вообразить бог знает что.

Когда они подошли к калитке, Силков решил попрощаться с Катей так, как в то время довольно часто прощались парни с провожаемыми ими девушками; поцеловать её. Он нагнулся, чтобы исполнить свое намерение. Борис всё это видел. Он готов был броситься на Силкова и затеять с ним драку. Он понимал, что Ефим был гораздо сильнее его, но тем не менее это бы его не остановило. Но в этот момент около калитки, где темнели силуэты Силкова и Кати, раздался громкий звук пощечины, затем громко хлопнула калитка, около которой остался Силков, потиравший щеку и бормотавший:

– Вот дура-то ненормальная, я и тронуть-то её не успел, а она, на тебе, какую оплеуху влепила!

Борис торжествовал! Он гордо прошел мимо посрамлённого соперника, сделав вид, что не замечает его, и направился к дому.

Кстати сказать, жил теперь Борис в «собственной» квартире.

Рядом с квартирой Алёшкиных в маленькой комнате жил учитель Чибизов, теперь же он был назначен заведующим ШКМ и получил большую хорошую квартиру, так как он к тому же уже женился. Комнатка освободилась, и Яков Матвеевич Алёшкин выпросил её у сельсовета для своего сына.

Сделал он это по настоянию Анны Николаевны. Она внимательно, хотя и незаметно для сына, наблюдала за ходом его романа с Катей Пашкевич.

И так как пользовалась не только собственными наблюдениями, но и многочисленными пересудами своих приятельниц и, прежде всего Ирины Михайловой, а также и уклончивыми намёками самого Бориса, то считала, что сыну вскоре потребуется своя квартира.