Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [31]

– Вот, на, чисти картошку, ставь варить, а я селедку приготовлю по-нашему, по-рыбацки! Никогда не ел?

– Да нет, не приходилось…

– Ну сегодня попробуешь. Уксус у вас, я видел, есть, соль также, так что приготовим всё в лучшем виде.

Пока Андрей чистил селедку, Борис успел почистить и поставить вариться картофель. Он увидел, что после того, как селедка была очищена и выпотрошена, Андрей снял с неё кожу, убрал хребет и, нарезав на мелкие кусочки, сложил в глубокую миску. Накрошил туда же луку, посолил и залил всё это уксусом, затем накрыл миску тарелкой и, заявив, что кушанье должно настояться около часа, сказал, что оно должно всем понравиться. Откровенно говоря, Борис не очень-то доверял тому, что эта еда может понравиться. Сырая селёдка, да еще свежая, что тут может быть вкусного? В глубине души он даже пожалел, что не попросил эту рыбу у Андрея, чтобы изжарить её, но тот, видимо, поняв недоверие, похлопал парня по плечу и сказал:

– Не думай, ругаться не будут!

Пока варилась картошка и мариновалась селедка, они сидели на бревне, сваленном кем-то около домика. На улице стояла настоящая весна, большая часть сопок уже полностью очистилась от снега и стала покрываться зеленой бархатистой травкой и первыми цветами. Солнце припекало так, что в полушубках, в которых сидели Борис и Андрей, становилось уже жарко. Они расстегнулись и, закурив имевшиеся у Бориса папиросы, стали разговаривать. Прошло около часа, и за это время как-то незаметно Борис успел рассказать почти про всю свою жизнь, не скрыл он и того, что Анна Николаевна не его родная мать, что он остался без матери в 8 лет, что ему пришлось в детстве порядочно поработать и в сельском хозяйстве. Невольно он высказал свои мечты о получении высшего образования и о своём желании стать лесничим. Андрей внимательно выслушал все рассуждения Бориса и всё, что ему рассказал парень, хорошо запомнил. Этот рассказ произвёл на него хорошее впечатление, он понял, что Алёшкин не какой-нибудь городской хлыщ, каким его изображали некоторые знакомые, и особенно Михайловы. Он увидел, что, несмотря на свою молодость, Алешкин трудолюбивый и, кажется, способный человек.

Ну а если у него складывалось такое мнение, то он, естественно, не мог, да и не хотел, иметь ничего против того, чтобы его сестра дружила с таким парнем. Забежав вперед, скажем, что он, между прочим, свое мнение о Борисе Алешкине так и высказал матери. Рассказал он в кратких словах и историю жизни Бориса, услышанную им от него, последняя произвела на Акулину Георгиевну (так звали мать Кати) большое впечатление, и она невольно стала жалеть этого парнишку, так много повидавшего и испытавшего в его коротенькой жизни. Вспомнились ей и благоприятные отзывы об Алёшкине её старшей дочери Людмилы, которая, рассказывая матери о том, что услыхала от Дмитрия, между прочим, отозвалась о Борисе хорошо.

Через час, попробовав приготовленную Андреем селедку, Борис поразился её необыкновенно приятному вкусу, ну а с картошкой, сдобренной постным маслом, она вообще представляла объедение. Такой же отзыв это кушанье получило и от его товарищей. Пан Томашевский жалел только, что к такой замечательной закуске нет подходящей выпивки. Но так как ни Демирский, ни Борис спиртного не пили, то у них в домике подобных вещей и не водилось. Недовольным остался только Мурзик, которому на этот раз, кроме рисовой каши, не досталось ничего.

К середине апреля вывозка леса была закончена, Стеклянуха должна была со дня на день вскрыться. Лёд на ней вспух, потемнел, отошел от берегов и местами весь покрылся водой. На ручейке, протекавшем около домика, льда уже не было, он оставался только в толстых наледях, образовавшихся в местах перекатов и водопадиков.

Возчики разъехались по домам, перед ними вставала новая забота: весенние полевые работы.

План заготовки леса был выполнен и даже с некоторым превышением! Предстоял следующий этап – сплав. Сплав по таким небольшим речкам, как Стеклянуха и Цемухэ, являлся делом непростым, требующим и знания, и умения и, что, пожалуй, самое главное, быстроты. Ведь вода, способная нести бревна, держалась в этих горных речках всего несколько дней, надо было успеть сбросить весь лес в воду и суметь его провести по реке до устья так, чтобы он пришел вместе с паводком.

Для проведения этой работы нанимали артели рабочих-сплавщиков, некоторые из них работали на этой работе уже по несколько сезонов, такими опытные десятники очень дорожили, имелись они и в тех артелях, которые успел набрать Демирский.

Ведь вся трудность сплава заключалась в том, что речки эти, помимо своего мелководья и краткости половодья, имели очень извилистое русло, которое создавало условия для образования заломов или заторов, при которых одно из бревен, зацепившись за выступающий мысок берега или за вымытую водой корягу, поворачивалось поперек течения. В него упирались следующие бревна, на них налезали приносимые водой из следующей партии, и если такой залом вовремя не был разобран, то через несколько часов этом месте могла образоваться сплошная гора из нескольких десятков, а иногда и сотен бревен, которая, запрудив реку, полностью срывала сплав. Было очень важно следить за тем, чтобы на всём протяжении речки такие заломы разбирались немедленно, поэтому сплавщики, скатив первые десятки бревен сопровождали их до самого устья Цемухэ, где уже заранее был приготовлен бон – крепко связанные между собой стальными тросам несколько рядов бревен, удерживающие на реке в её глубоких низовьях всю массу брёвен, сплавленную по реке.