Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [25]

Выйдя на улицу, ведущую в сторону гарнизона, Борис начал замедлять шаги: его тревожила мысль: а вдруг Катя не выйдет и сказала это только для того, чтобы отвязаться от него? Но, обернувшись назад, он увидел, что девушка его не обманула, и уже быстро идет по этой же улице, правда, по противоположной её стороне. Вскоре она поравнялась с ним, он, конечно, хотел перебежать улицу и подойти к ней, но она помахала ему рукой, показывая этим, чтобы он не переходил. Борис возмутился, но скоро опомнился, они в это время проходили как раз мимо дома Михайловых, Катиных ближайших родственников, которые особенно часто доносили матери Кати о её встречах с Борисом Алешкиным, если им удавалось где-нибудь их увидеть вместе. Он согласно кивнул головой и с самым независимым и как будто безразличным видом продолжал идти по своей стороне, даже не глядя в сторону Кати. Её опасения оказались ненапрасными: стоило ей только поравняться с домом Михайловых, как из калитки выскочила её ровесница, тоже Катя и, оглядываясь по сторонам, спросила:

– Куда это ты направилась? И почему одна? Я думала, что ты с Борькой Алёшкиным гулять отправилась! Ведь сегодня ни в школе, ни в клубе ничего нет!

К счастью Кати, Борис успел отойти уже довольно далеко, и в темноте Михайлова не могла его разглядеть, да и Мурзик успел уже убежать вперед. Она придумала какую-то более или менее правдоподобную историю своей ночной прогулки и, отмахнувшись от назойливой родственницы, торопливо зашагала в сторону гарнизона.

Вскоре она парня догнала, и они несколько часов гуляли по заснеженной дороге, идущей через гарнизон. Еще с обеда пошел снег, поднялась небольшая метель, к вечеру усиливающаяся, снег слепил глаза, и Кате невольно пришлось позволить Борису взять себя под руку. Он был на вершине счастья от того, что мог её крепко держать возле себя и совсем не замечал испортившейся погоды, как будто она, доверчиво прижавшись к Боре, болтая с ним о самых разных пустяках, которые таким влюблённым парочкам кажутся важными и серьёзными делами, тоже не обращала внимания на сыпавшийся снег. Единственный, кто из этой компании чувствовал себя неважно, был Мурзик: облепленный снегом, то и дело отряхиваясь и фыркая, он уныло брёл за своим хозяином, опустив голову и поджав свой пушистый хвост.

Так бродили они, вероятно, часа три, и Борису стало понятно, что какие бы слова Катя ни говорила, как бы ни отрицала она свои чувства к нему, а она его полюбила так же, как и он, а может быть, и еще сильнее и беззаветные.

Сердце Бориса бешено колотилось в груди, и он не знал отчего: то ли от переполнявших его чувств, то ли от того, что оно после недавно перенесённой тяжелой болезни было не таким выносливым, как раньше.

Мурзику эта прогулка до того надоела, что он уже совсем нетерпеливо начал тыкаться мокрым холодным носом то в Борины, то в Катины ноги. Этим он заставил девушку спохватиться, и она испуганно сказала:

– Ой, Борька, что же мы наделали? Ведь я дома сказала, что через час вернусь, а наверно, часа два прошло! Пойдем скорее домой! Да я и замерзла совсем.

А она, действительно, была одета очень легко, в тоненьком пальтишке, очевидно, всё в том же ситцевом платьице, в котором давеча выскочила из калитки, в старых и не совсем целых валенках, в тонком бумажном платке. Борису даже стало стыдно, что он об этом не подумал, ведь он-то был одет в теплый полушубок, красноармейский шлем и ичиги, набитые соломой. Правда, под полушубком на нем был старый поношенный юнгшутрмовский костюм, порядком-таки уже маловатый, но, конечно, его одежда была гораздо теплее Катиной.

Подойдя к воротам и приотворив калитку, Катя убедилась, что во дворе их дома нет никого, и, протянув Борису руку, которую он крепко ухватил, торопливо выдернула её, видимо, опасаясь, что под влиянием только что проведенного разговора, во время которого Борис не уставал клясться в своей любви, а Катя отделывалась неопределёнными междометиями, но в тоже время и не выражала открытого протеста, Борис может решиться на что-нибудь большее, чем простое рукопожатие. Она скользнула в приотворенную калитку, и когда он рванулся за ней, захлопнула её перед самым его носом. Борис услышал лукавый смешок, и уже такие знакомые и почему-то очень дорогие шаги удалявшейся от ворот девушки. Он не вытерпел, приоткрыл калитку и заглянул внутрь двора. Катя услыхала скрип отворявшейся калитки, увидела голову парня, просунувшуюся в образовавшееся отверстие, сердито погрозила ему и быстро взбежала на крыльцо…

Глава четвертая

Почти всю обратную дорогу в Стеклянуху Борис бежал рядом с санями. Мороз после стихшей метели усилился, а одет он оказался очень легко. Дело в том, что у Томашевского из тёплой одежды ничего не имелось (спецодежду ему обещали выслать в лес), а демисезонное пальто, в особенности после перенесённой им болезни, для такой поездки, конечно, не годилось. По возрасту он был ненамного моложе Демирского и поэтому Борис, сжалившись над ним, отдал ему свой полушубок, а сам одел кожаную куртку, и, конечно, сидеть в ней на санях мог только по нескольку минут. Так они наперегонки с Мурзиком и бежали возле саней, заваленных продуктами и инструментом, полученным в конторе.