Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [20]

– думала она с беспокойством.

Борис уселся за письмо.

Вырвал лист из какой-то тетради, лежавшей на столе, взял в руку перо… Первая же фраза, которую он должен был написать, заставила его надолго задуматься. Как начать?

«Милая Катя», – она наверняка рассердится, может быть, дальше и читать не станет… «Дорогая Катя!» – так только родственникам пишут…

Наконец, он нашел обращение, которое, по его мнению, было и достаточно ласковым, и в то же время не могло вызвать недовольства:

«Здравствуй, Катеринка!» – так начал он письмо…

На двух тетрадных листах, исписанных мелким почерком, Борис изливал всё, что накопилось в его душе и сердце. Он клялся в любви, просил не забывать его, просил хоть немного полюбить его, обещал писать каждую неделю и просил Катю написать ему хоть несколько слов в ответ. А главное, просил успокоить его и в своем ответе сказать ему, что она хоть немного его любит. Конечно, в письме Борис не мог обойтись и без преувеличений: описывая свою жизнь в Стеклянухе, он хвастался и охотничьими трофеями, и между прочим, закончил письмо такими фразами:

«Если ты, Катя, мне не ответишь, то я не знаю, что я с собой сделаю… Может быть, ты меня тогда больше и не увидишь…Ведь ружье со мной, а оно всегда заряжено. Помни это!»

Утром, запечатав письмо в конверт и надписав на нём «Кате Пашкевич», он передал его матери.

Затем получил в конторе необходимые предметы, в том числе и две пары лыж, погрузил всё это на сани Мамонтова, заехавшего за ним в контору. После этого они подъехали к дому, взяли приготовленные Анной Николаевной продукты: пельмени, хлеб, масло, мыло и соль, и так как Мамонтов торопился засветло доехать до Стеклянухи, отправились в путь. Борис так и не дождался возвращения из школы матери… Взял он с собой с разрешения отца охотничье ружье с парой десятков патронов к нему, заряженных крупной дробью. Около их домика на полях деревни Стеклянухи по утрам бродило много фазанов. Борис надеялся их пострелять.

Дорога от Шкотова до леса была неизмеримо приятней: сани легко скользили по мягкому, но еще неглубокому снегу. За ночь количество его прибавилось. Было пасмурно, но снегопад прекратился. Мороз усилился. Зарывшись ногами в сено и укрывшись с головой воротником полушубка, Борис вскоре задремал и проснулся лишь тогда, когда сани остановились около домика, из-за двери которого раздался радостно-возбуждённый лай Мурзика, почуявшего появление хозяина.

Расплатившись с возчиком, Борис перетаскал привезенное в домик, поставил кипятить воду для пельменей, отсыпал в миску около сотни их, чтобы затем сварить, а остальные забросил на чердак.

Через час ужин-обед был готов. А тут появился и Демирский.

Из привезенного ему больше всего понравились лыжи. Бродя в этот день по довольно глубокому снегу, он основательно устал, а на лыжах эти путешествия можно будет делать почти без труда.

Был он доволен и пельменями.

– Это, – сказал он, – самое подходящее кушанье для таких «отшельников», как мы, передай благодарность тем, кто делал эти вкусные пельмени.

Борис рассмеялся:

– Ну, тогда придётся благодарить всю нашу семью, мы пельмени всегда всем семейством лепим, ну а главная в этом деле, конечно, мама.

Похвалил Демирский и за привезённое ружье, сказав, что теперь им о продовольствии можно всю зиму не заботится; охотиться будут по очереди – мясо будет, ну а вместо хлеба и китайские пампушки сойдут.

Со следующего дня вновь началась напряженная работа: дни летели быстро, они были так загружены, что, отправляясь в лес с первыми лучами солнца, оба десятника возвращались в свой домик уже в полной темноте. Утром, когда они появлялись на лесосеке, работа там уже была в полном разгаре. Рубщики, разбившись на группы в 3–4 человека, валили отмеченные деревья, очищали хлысты от сучьев и разделывали их на брёвна нужной длины. Покончив с одним деревом, переходили к следующему, и так весь день. Они не делали перерывов на обед. Зимние дни коротки, поэтому китайцы работали без обеда, делая лишь очень короткие перерывы на куренье. Десятникам предстояло замерить каждое бревно, записать его размеры в тетрадку, перенумеровать его и к вечеру подсчитать количество срубленных бревен. Первое время дело с замером отнимало у Бориса много времени. Нужно было замер произвести по наименьшему диаметру, таковы условия, а найти этот наименьший диаметр было не так-то просто. Ошибка при замере приводила к ошибке в вычислении кубатуры и могла послужить основанием для браковки бревен заказчиком – японцами, которые использовали малейшую неточность, чтобы сорвать с Дальлеса штраф. После нахождения нужного диаметра, он черным мелком писался на верхнем отрубе бревна, там же ставилось клеймо, специальным топориком с буквой на обушке. Начальником этого участка считался Демирский, поэтому на клеймах находилась буква «Д». Дня два он контролировал работу Бориса: проверив сделанные им замеры, сам ставил своё клеймо, но затем, убедившись в добросовестности своего помощника, дал ему второй экземпляр клейма, доверив таким образом самостоятельное клеймение. После этого работа их пошла быстрее, теперь они работали параллельно: на одном склоне замерял лес сам Демирский, на другом Алёшкин.