Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [15]

– Ну что же, это хорошо, что ты так по-хозяйски все оцениваешь, значит, понимаешь, что нам с тобой тут работать придется и что мы за всё тут в ответе будем. Но не волнуйся. Эта дорога нас вполне устроит. Придётся кое-где мостки сделать, кое-где подровнять её, ну, да это много времени не займет. Вот зимовье построим и дня два на дорогу отведем. Ведь ты не забудь, пользоваться ею мы начнем только после того, как снег выпадет, ну а вместе со снегом и мороз нам поможет. До весны выдержим, а дальше она нам не нужна будет. Что не успеем до весны вывезти, то так тут и останется.

Так они разговаривали, идя по дороге уже теперь вниз по течению реки, постепенно приближаясь к своему домику. Борис увидел, что если по скалам они добрались до вершины сопки за каких-нибудь полчаса, то теперь шли, наверно, уже более часа, а домика всё еще не было видно. Он сказал об этом Демирскому. Тот рассмеялся:

– Чудак-человек, так по дороге до нашего домика от вырубки-то будет верст пять.

Наконец, они увидели и домик. В это первое путешествие они не брали с собой Мурзика, сейчас, возвращаясь, еще за несколько сот шагов услышали его яростный и злобный лай. Они ускорили шаги. Их глазам предстала следующая картина. Шагах в пятидесяти от домика на самом берегу реки работало человек 50 китайцев, выравнивавшие довольно большую площадь. Один из них, очевидно, старший, стоял. Малейшая его попытка подойти к домику вызывала яростный лай Мурзика, который замолкал, как только китаец отходил назад.

Тот, видимо, не знал, что ему делать. Но в этот момент он заметил подходящих Демирского и Бориса, увидели их и все остальные китайцы. Все они о чем-то залопотали по-своему, поснимали шапки, и старший подошел к Демирскому. Увидев своих, Мурзик замолчал и улегся около порога домика.

Подошедший китаец снял шапку и наклонил голову, Борис тоже потянул руку к шапке, но его остановил Демирский.

– Не надо! Они ведь пока думают по-старому: считают нас за хозяев. А где же это видано, чтобы хозяин снимал шапку перед работником. Если мы с этими их представлениями считаться не будем, то можем очень подорвать наш авторитет. А без него нам будет трудно. Нас ведь только двое, а их будет человек 150, не считая возчиков. Всех их надо будет держать в руках!

Подошедший китаец, не надевая шапки, почтительно пожал руку, протянутую ему Демирским, произнёс свое неизменное: «3длавствуй, капитана», – и жестом пригласил обоих начальников сесть на толстое бревно, лежавшее тут же. Когда они уселись и закурили, китаец начал что-то быстро и горячо доказывать, мешая ломаные русские слова с китайскими. Борис почти ничего не понимал из этой скороговорки, но Демирский, видимо, хорошо знал этот жаргон и, выслушав китайца, отвечал ему коротко и односложно, тоже иногда употребляя китайские слова. Китаец начинал в чем-то убеждать Демирского, что-то просить у него, но тот оставался непреклонным. В конце концов, китаец, сокрушенно покачав головой, махнул рукой и с печальной миной отошел к работавшим, с нескрываемым интересом следившими за проходившими переговорами.

Те по выражению его лица и нескольким словам, брошенным им, поняли о бесплодности переговоров и довольно сердито о чем-то между собой заговорили. Тогда этот китаец грубо прикрикнул на них. Они замолчали и вновь принялись за прерванную было работу.

Между прочим, китаец, подходивший к десятникам, был старшинкой, джангуйдой, как его называли китайцы. Он, по существу, являлся хозяином артели, вел все расчеты с десятниками, а рабочим выдавал то, что считал нужным. Борис уже сталкивался с таким положением еще в Новонежино. Он и одет-то был не так, как все рабочие, на нем был такой же длинный халат, как и на китайских торговцах, на голове под меховым малахаем – маленькая черная шапочка, а на ногах такие же добротные ичиги, как и у Бориса с Демирским. Все же остальные рабочие-китайцы были одеты кто во что горазд: в ватные куртки, очень часто порванные и почти у всех невероятно грязные, в простые бумажные куртки, в штаны из толстой хлопчатобумажной материи, уже потерявшей свой первоначальный синий цвет и «улы» (род обуви из сыромятной кожи в виде лаптей). На головах у них были одеты рваные меховые малахаи из собачьей шерсти, а у некоторых головы просто повязаны какой-то тряпкой. Зато у всех имелись новенькие брезентовые рукавицы: спецодежда, выдаваемая Дальлесом.

– Кончай менга солнца! Тунда? – строго сказал Демирский и поднялся с бревна. Вновь подошедший джангуйда согласно кивнул головой. Борис не понял, что сказал Демирский, и поэтому спросил его, когда они отошли от работавших, что означала его фраза. Тот засмеялся:

– Эх, Борис, тебе надо научиться понимать этот «язык», а то ты с нашими рабочими ни о чем договориться не сумеешь. Я сказал: «Заканчивайте через два дня! Понятно?» Вообще-то мне с этим хозяйчиком-эксплуататором разговаривать противно, да ничего не поделаешь, такой уж порядок пока в Дальлесе, да и не только в Дальлесе, а и в других дальневосточных предприятиях заведен. Своих – русских рабочих у нас здесь пока не хватает, приходиться нанимать китайцев, а они в большинстве своем или сбежали из своей страны, где и вовсе работы нет, или застряли здесь, придя с отрядами хунхузов. По-русски они, как правило, ничего не понимают, а жить, значит работать, надо. Вот такие джангуйды этим и пользуются, эксплуатируя этих несчастных почем зря. Надо бы всё это поломать, да, видно, у нашего краевого начальства до этого еще руки не дошли, да и завезти сюда людей из России не так-то просто. А эти бедолаги к тому же и еще одним горем страдают, почти все они курят опий. У них на родине эта пагубная привычка не преследуется, а у нас, хотя по законам и запрещено опиекурение, но джангуйды всё равно им злоупотребляют. Нанимая рабочих, они обещают им, кроме денег и питания, выдавать некоторое количество опия. Называется крохотный кусочек этого зелья «фыр», хватает его на несколько затяжек, после чего у курильщика наступает опьянение, иногда и сон. Пользуясь этой страстью большинства своих рабочих, джангуйды имеют возможность нанимать их за такую мизерную плату, что просто непонятно, как те на неё существуют. Ну а старшинки эти наживаются при этом неимоверно. Борис уже раньше знал кое-что об опиекурении, ведь в период своей недолгой службы в ЧК-ОГПУ при разгроме хунхузских отрядов им удавалось захватывать иногда довольно значительные количества опия, в фанзах, в которых бывали хунхузы, находить все принадлежности для опиекурения. Приходилось ему видеть и накурившихся китайцев, иногда и хунхузов, которых в этом состоянии можно было брать голыми руками. Видел он и поля мака, с которого собирают опий, находившиеся в глубине тайги на полянках, специально расчищенных живущими в одиноких фанзах китайцами. Ведь в основном к ним-то и направлялись отряды хунхузов. Но он не думал, что это зло так широко распространено среди простого рабочего китайского люда. Он полагал, что с этим надо бороться. На его замечание на этот счёт Демирский возразил: