Необычные люди и авантюристы разных стран - [57]

III Вильям Айрленд

Итак, известно, что в течение 1795 года самые знающие английские критики, равно как и вся английская публика, единодушно восхищались двумя неизвестными ранее драмами, которые были опубликованы под именем Шекспира. Премьера одной из них, «Вортигерна и Ровены» – за честь ее постановки сражались директора всех лондонских театров, ожидалась в театре Друри-Лейн225 2 апреля 1796 года, но актер, который был должен играть главную роль, знаменитый Кембл226, вдруг в последний момент обрел уверенность, что драма не принадлежит перу Шекспира, его убедил в этом эрудит Мэлоун, единственный из своих собратьев, никогда не принимавший всерьез так называемые шекспировские открытия Вильяма Айрленда. Кембл вознамерился в день премьеры сделать смешной патетику своей роли. И все же первые акты были очень горячо встречены, но когда в начале последнего акта Кембл трагическим тоном продекламировал стихи, вполне соответствующие духу Шекспира:

Желаю, чтоб велеречивый фарс закончился скорее!

– весь зал разразился хохотом, что и положило конец «велеречивому фарсу» с автографами, обнаруженными молодым Айрлендом.

Это был девятнадцатилетний юноша, сын лондонского торговца книгами, в лавке которого охотно встречались литераторы и все тогдашние лучшие умы. Старый Айрленд всегда был страстным поклонником автора «Гамлета», и вполне вероятно, что поначалу его сыном двигала отчасти нежная сыновья любовь. Как бы то ни было, но однажды вечером в 1795 году молодой человек торжественно принес отцу связку старых бумаг, которые, по его словам, он нашел в шкатулке из коллекции некоего «г. Х.», почти все эти бумаги были скреплены подписью Шекспира. Там были любовные письма в стихах и в прозе, адресованные «верным Вилли» жене Анне Хатауэй, был «Символ веры», где Шекспир говорил об отвращении к «папизму» и объявлял себя преданным сыном англиканской церкви. Но самое главное, там были две драмы: уже упомянутая «Вортигерн и Ровена» и «Король Генрих II», а также новая версия «Короля Лира» и один акт «Гамлета».

Нельзя описать восторг торговца книгами при виде этих сокровищ, подлинность которых единодушно подтверждали самые компетентные судьи: поэты и критики заявляли, что в каждой строчке драгоценных автографов трепещет живая душа Шекспира, а археографы, со своей стороны, обращали внимание на то, что автографы написаны на старой бумаге, а это, по их мнению, исключало всякую возможность фальсификаций. Была составлена официальная бумага, удостоверявшая бесценность открытия, среди имен подписавшихся можно найти имена всех выдающихся людей – за исключением Мэлоуна – во всех областях общественной жизни. Старый Босвелл, биограф доктора Джонсона, говорил, как он счастлив, что дожил до того дня, когда может присутствовать при чудесном воскрешении шедевра. Знаменитый теолог Вортон сказал книготорговцу Айрленду: «В наших литургических молитвах есть много прекрасных пассажей, но этот человек превзошел нас!» Вортон имел в виду «Символ веры», где Шекспир – среди прочих лирических излияний – умоляет Бога «любить людей подобно нежной курочке: она принимает под покров своих распростертых крыльев невинных цыплят, квохчет над ними и сохраняет их в целости и невредимости». Конечно же, можно понять Сэмюэла Айрленда, который захотел показать всему миру восхитительную находку сына и издал «Некоторые рукописи Шекспира и бумаги, скрепленные его печатью». Действительно, поначалу прием, оказанный публикации, отвечал всему тому, чего могла ожидать его законная гордость. Можно с уверенностью сказать: до злополучного вечера 2 апреля 1796 года взоры всех англичан были устремлены к магазинчику на Норфолк Стрит, где покоились в своей шкатулке почтенные манускрипты «коллекции г. Х.».

Провал «Вортигерна и Ровены» мгновенно прервал затянувшийся приступ лихорадки. На следующий день многие из подписавшихся под свидетельством в 1795 году признали свою неправоту, и не прошло и месяца, как никто уже не верил ни в подлинность двух драм, ни в «Некоторые рукописи». Никто, кроме несчастного Сэмюэля Айрленда, убежденного, что бумаги, найденные в его магазине, принадлежат перу Шекспира. Даже когда его сын признался в авторстве, – даже тогда он отказывался допустить подлог, утверждая, что «его сын слишком глуп» и неспособен написать такие прекрасные произведения. Однако он вынужден был уступить под давлением огромного числа посыпавшихся со всех сторон доказательств: к примеру, теперь заметили, что молодой Айрленд приписывал Шекспиру украденные отовсюду фразы, нимало не заботясь при этом приспособить грамматику и орфографию к языку того времени. Почтенный старец должен был наконец смириться с действительностью, но он не пережил разочарования и скончался в 1800 году, убитый печалью и бесчестием, и только публикация в 1876 году его личных писем, завещанных одним из его потомков Британскому музею, восстановила наконец доброе имя Сэмюэля Айрленда, который был всего лишь жертвой обмана, а отнюдь не соучастником своего сына Вильяма.

Сей последний, как и Псалманазар и Лаудер, оставил нам «Исповедь», в ней он повествует о причинах и успехе своего обмана, но этот рассказ, опубликованный в 1805 году, является лучшим доказательством глубокого невежества и бесталанности автора. Драмы, которые в течение целого года вся Англия считала порождением шекспировского гения, были всего лишь торопливыми поделками мальчишки-неуча, который, чтобы потешить шекспироманию своего славного отца, писал неуклюжие подражания «Ричарду III» и «Отелло» на пожелтевших форзацах, вырванных из старого фолианта, валявшегося на отцовском чердаке!