Необычные люди и авантюристы разных стран - [51]

Когда император Франц пожелал дать внуку по крайней мере видимость свободы и приказал ему поступить на военную службу, Дитрихштейн горячо воспротивился этому. Беспрестанно обращаясь то к императору, то к Марии-Луизе, то к министрам, он становится все настойчивее, пытаясь оставить принца в клетке. «Моя совесть спокойна, – пишет он 26 августа 1828 года Обенаусу, – я сделал все возможное. Но я не могу не сожалеть об уготованной для бедного мальчика участи, если, несмотря на мое мнение, с ним упорно будут обходиться, как с обычным ребенком, забывая все, что сделали с ним исключительные обстоятельства.» Эти строки лучше всяких комментариев объясняют, каким «путем» и руководствуясь какими принципами шло воспитание бедного мальчика, о котором Наполеон некогда написал: «Мне приятней было бы увидеть, как с моего сына живьем сдерут кожу, чем наблюдать, как из него в Вене делают австрийского принца!»

Книга третья. Cилуэты темных личностей

I. Два гения-убийцы

I. Юджин Эрам

Как бы ни были известны во Франции имена поэта Ласнера и врача Лапомре208, Англия может противопоставить им еще более известное имя и с еще большим основанием: это неподражаемый Юджин Эрам – он не только умел одновременно практиковать убийства и заниматься наукой, но также достиг и в том, и в другом деле высочайшей степени мастерства. Даже во Франции его слава некогда равнялась славе наших национальных убийц-французов, и сейчас из всех переводов романов Бульвера Литтона единственный, который все еще находит немногих читателей, – это тот, где повествуется о странной жизни Юджина Эрама и о его печальном конце. Но Бульвер Литтон, как обычно, совершенно не позаботился о соответствии рассказа действительности. Мрачный и романтичный герой его книги, за исключением имени – его звали Юджином Эрамом – и того, что он окончил жизнь на виселице, не имеет нечего общего со школьным учителем из Нерсборо, который обманул и убил сапожника Дэниэля Кларка, а затем снискал известность, установив первым, в 1755 году, связь между кельтским языком и индоевропейской группой языков. И хотя многочисленные поэты, писатели и драматурги, сделавшие героем своих произведений этого дважды знаменитого человека, не имели такого богатого воображения, как Бульвер Литтон, тем не менее ни один из них не позаботился о точности сообщаемых фактов; таким образом, подлинная история жизни Юджина Эрама постепенно исчезла в тумане легенды, откуда несколько лет назад ее благополучно вытащил на свет редактор «Найнтинс Сенчури». Впервые за сто лет англичане, благодаря ученым изысканиям господина Х. Б. Ирвинга, узнали, кем был человек, чье имя столь близко знакомо им, и заодно смогли установить, как их поэты, желая драматизировать образ Юджина Эрама, лишили его простого и страшного величия, а также всего особенного, типического и – осмелюсь утверждать – глубоко национального.

Юджин Эрам родился в Нетердейле, что в Йоркшире, в 1704 году. Он был сыном садовника, но семья имела благородное происхождение и некогда занимала самое высокое положение. В четырнадцать лет, без помощи учителя, Эрам начал изучать математику и пришел к решению нескольких задач алгебры, считавшихся до сих пор почти неразрешимыми, затем, желая целиком посвятить себя служению литературе, он оставил эти занятия, что – как мы увидим – не помешало ему извлечь выгоду из своего знания математики в один из самых важных моментов его жизни.

Но вначале стоит упомянуть об одном поступке, который он совершил в двадцать лет и который, по его признанию, был «самой первой и самой большой из его ошибок»: он женился. Его жена отнюдь не занимала более низкое положение, чем он, что могло бы быть поводом для недовольства ею, – просто инстинктивно Эрам презирал женщин, а презрение к жене у него со временем перешло в ненависть. К тому же бедняжка родила ему шестерых детей, что, конечно же, повергало его в отчаяние, так ка дети мешали милым его сердцу ученым занятиям.

А они-то захватывали его все больше и больше. К 1734 году, когда ему исполнилось тридцать лет, он основательно знал латынь, греческий и древнееврейский, читал в подлиннике Пятикнижие, находил ошибки у греческих грамматистов и сравнивал английский и латинский синтаксисы. Вместе с тем он был поэтом – и великолепным, – если судить по стихам, написанным накануне смерти.

Эрам, настоящий ученый, любил науку ради нее самой и не стремился извлечь из нее выгоду. Вынужденный заняться каким-нибудь делом, он выбрал профессию учителя; он учил грамоте детей из его родной деревни, а сам был увлечен сложнейшими вопросами сравнительной филологии. В 1734 году он перебрался из Недердейла в Нерсборо, где требовался учитель. Там он продолжил ученые занятия, но с меньшим усердием и с меньшим, чем ему хотелось бы, результатом – об этом Эрам сам сообщил нам в своей «Апологии» добавив, что извлек бы большую пользу из десятилетнего пребывания в Нерсборо, если бы занятия, далекие от науки, не отнимали у него часть времени.

По правде говоря, нам известно лишь одно из этих «занятий», но все заставляет думать, что у Юджина Эрама их было много. Как бы то ни было, но в один прекрасный день 1745 года к нему зашли в гости два местных жителя, его закадычные друзья – чесальщик шерсти Хаузмен и сапожник Кларк. Хоть и считалось, что они зарабатывают себе на жизнь своим ремеслом, но жили они в основном кражами и однажды им случилось даже под предводительством некоего Леви, тоже приятеля школьного учителя, убить в глухом месте чужеземного торговца. А в тот день они собрались обсудить, как вытянуть с помощью шантажа у родственников Кларка некоторую сумму, принадлежащую, как он полагал, ему по праву, и им понадобился совет их ученого друга. Эрам горячо поддержал их замысел, и его математическое мышление помогло ему придумать замечательный по своей простоте и логичности план.