Необычные люди и авантюристы разных стран - [53]

Под различными псевдонимами он опубликовал в «Лондон мэгэззин» критические статьи, где, давая оценку произведениям древнего и современного искусства, пытался в то же время – чтобы лучше передать личные впечатления – переложить их в некоторое подобие поэм в прозе. Уэйнрайт также положил начало жанру критики искусства, который с тех пор вошел в моду в Англии: критика, более заботящаяся об изяществе стиля и образности, чем о точности суждений, сама воспринимается как вид искусства. Действительно, многие переложения Уэйнрайта представляют большую литературную ценность, они обнаруживают тонкий вкус и замечательную широту знаний; но всегда мастерство исполнения позволяет разглядеть в критике искусства художника. Уэйнрайт был одним из первых, кто угадал гений Крома и Констебля209, как никто другой он прочувствовал глубокую самобытность творчества Лоренса210. Но особенно его привлекали произведения более ранних периодов. «Современные произведения, – говорил он, – волнуют, ошеломляют меня. Хорошо же разглядеть произведение искусства я могу разглядеть через призму времени. Через нее я вижу картины, словно поэмы, оценить которые можно, лишь увидев их напечатанными: время должно коснуться картин, чтобы можно было составить о них правильное представление.» Он, кажется, не очень любил искусство раннего средневековья, но в его время никто еще не имел вкуса к нему. Напротив, он живо интересовался художниками Возрождения, а еще больше – греческими мастерами. «Он говорил о них, – сообщает Де Куинси211, – с искренностью и глубокой взволнованностью, словно он говорил с собой.»

Статьи помогли завоевать дружбу всех английских художников и знатоков искусства, а картины, которые он выставил в то же время – особенно серия полных поэтического очарования акварелей, – еще больше упрочили его репутацию. Художник и поэт Вильям Блейк, в частности, высказал свое высокое мнение о нем. А так как ко всему прочему Уэйнрайт был очень красив и от природы имел изящные манеры, да еще давал великолепные обеды, то через несколько лет он сделался законодателем моды. А женитьба на прекрасной мисс Эберкомби ввела его в высшее английское общество. Так что можно представить, какое смятение охватило в 1837 году Лондон, когда стало известно, что сей благородный художник, сей джентльмен был мошенником, вором и убийцей.

Томас Де Куинси, хорошо знавший Уэйнрайта, утверждает, что раскрытые преступления составляют лишь малую толику его злодеяний. И это вполне возможно, поскольку Уэйнрайт был страстным любителем искусства убивать: он отравлял свои жертвы из-за ничтожнейших поводов, а несколько раз даже безо всяких видимых причин. Можно, по крайней мере, понять, почему он отравил в 1829 году обожавшего его дядю, Эдварда Гриффитса, своего благодетеля, который принял и воспитал его: Уэйнрайт испытывал настоящую страсть к Линден-Хаусу, дому дяди, и смерть старика, вне всякого сомнения, казалась ему самым простым средством стать владельцем дома, вызывавшего в нем трогательные воспоминания. Но почему на следующий год он отравил тещу, миссис Эберкомби, с которой всегда поддерживал самые теплые отношения? Как бы то ни было, он отравил ее, а затем и свояченицу, мисс Элен Эберкомби, очаровательную молодую девушку, чей портрет сангиной он нарисовал за несколько дней до убийства. Возможно, в этом, третьем убийстве, он заручился поддержкой жены, сестры жертвы. После чего он попытался получить страховку за жизнь молодой мисс Элен, но страховая компания нашла подозрительной столь внезапную смерть и отказалась платить причитающуюся компенсацию. Тогда Уэйнрайт решил отомстить. Он встретился в Булони-сюр-Мер с отцом молодой особы, любовником которой был, и уговорил его застраховать свою жизнь на три тысячи фунтов стерлингов. Когда же контракт был подписан, он отравил старика, подмешав в его кофе дозу стрихнина.212

Затем он отправился в Париж и прожил там четыре или пять лет, но не известно, чем он там занимался. Уэйнрайт не решался вернуться в Лондон, полагая, что английская полиция имеет против него улики, касающиеся некоторых совершенных ранее подлогов.

Но однажды, в 1837 году, он рискнул вернуться, последовав, как говорят, за женщиной, в которую был влюблен. Он остановился в гостинице Ковент-Гарден и проводил время, предаваясь размышлениям и этюдам, пока случайность его не погубила. Услышав шум на улице, он, любопытствуя, подошел к окну, полисмен узнал его – и это был конец.

Его обвинили только в подлогах: к тому времени убийства не были абсолютно доказаны, – и приговорили к пожизненной ссылке. Сосланный в Тасманию, в Хобарт, он и там, кажется, продолжал делить свой досуг между искусством и преступлением. Леди Блессингтон213, хорошая знакомая Диккенса, в 1847 году получила от своего брата, служившего в гарнизоне Хобарта, портрет девушки кисти каторжника Уэйнрайта: это была умело выполненная, изящная работа, выдержанная, как и большинство портретов Уэйнрайта, в стиле Лоренса. Но художник придал глазам модели выражение жестокости, что неприятно контрастировало с детской невинностью черт лица. Во время ссылки Уэйнрайт пытался дважды – и оба раза безуспешно – избавиться при помощи яда от особ, общество которых его стесняло. Наконец, в 1852 году, в возрасте пятидесяти восьми лет, он скончался от апоплексического удара.