Необычные люди и авантюристы разных стран - [26]

Могу торжественно поклясться перед читателями, что в душе имел двойной план. Я бы действительно попытался незаметно проскользнуть через прусские кордоны. Если бы мне не повезло, то меня бы оставили к генералу Кнобельсдорфу, тогда я рассказал бы ему о безуспешности своих попыток добиться капитуляции Ландау. Если же, напротив, я смог б добраться до французских генералов, то они были бы мне обязаны, так как я бы дал им точный отчет о положении дел осажденного города, и это помогло бы мне заранее развеять всяческие подозрения, могущие возникнуть против меня в дальнейшем.

Это «положение дел осажденного города», отчет о котором Лаукхард готов был дать прусскому или французскому – следуя обстоятельствам – генералу, описано в книге со множеством интересных деталей, делающих главы, посвященные «положению дел», самыми ценными во всей книге с исторической точки зрения. Перипетии полного ненависти соперничества между депутатом Дентцелем и генералом Лобадером, повседневная жизнь осажденных, их патриотический энтузиазм, прерываемый иногда приступами уныния, состояние духа офицеров и солдат, их труд и развлечения, жалкое положение разношерстной толпы дезертиров всех национальностей, постоянное уменьшение продовольствия и трагические сцены, за этим следующие – все это без малейшего искажения предстает перед нашими глазами, и мы имеем возможность наблюдать час за часом мельчайшие подробности большой драмы, исход которой станет решающим для триумфа или поражения революционных идей.

Развязка драмы известна: 28 декабря осада крепости Ландау была снята при помощи подоспевшего подкрепления, и немецкая армия после трехмесячной напрасной осады вынуждена была отступить за Рейн. Что же до «мэтра» Лаукхарда, то после снятия блокады он в числе других дезертиров был перевезен в Страсбург, где сразу же принялся демонстрировать свои республиканские и антирелигиозные взгляды перед немцем Евлогием Шнейдером93, бывшим капуцином, в те времена вершившим судьбы всего Эльзаса. «Чего тебе надобно?» – спросила нашего дезертира сия важная персона, сидя за столом в компании – и он тоже – «любезной мамзели». – «Я желаю познакомиться со знаменитым человеком, который средствами философии разрушил суеверие и который отказался от бесполезного занятия, имея цель служить человечеству, с тем, кем гордится Германия как одним из лучших своих поэтов, а Франция – как одним из самых ревностных республиканцев!» – «Друг, это – комплименты. Я горжусь единственным: возможностью служить Республике!» Но поскольку Лаукхард объявил затем, что он из Галле, то расстрига-капуцин, забыв о своей недавней скромности, принялся пространно рассказывать, что говорили о нем профессора из этого города и других немецких университетских городов. Впрочем, никаких иных преимуществ, кроме свободного продвижения по улицам Страсбурга, покровительство Шнейдера его бывшему соотечественнику не дало. Тем не менее Лаукхард сохранил о нем настолько прекрасное воспоминание, что много позже, уже возвратившись в Германию, он упрямо отказывался верить всем обвинениям против Шнейдера, равно, как и продолжал видеть обычную клевету «реакции» в слухах о том, что «храбрец» Колло д'Эрбуа94 некогда был актером.

В Лионе, а точнее, в «Освобожденной Коммуне»95, Лаукхарду довелось сблизиться с этим человеком и даже работать некоторое время под его началом, так как покидая Эльзас, наш любитель приключений не смог удержаться от соблазна сменить малоприбыльную профессию немецкого дезертира на профессию солдата батальона «Революционной армии». Смена произошла в кабаке в Маконе, где один из будущих сослуживцев Лаухарда завербовал его, заставив выпить бутылку бургундского «за здоровье Республики». Этот простой и грубый солдат сказал ему: «Ну, так ты обещаешь завтра идти в Лион? Ну, хорошо! Если хочешь, пойдем послезавтра вместе! Такой весельчак, как ты, создан, черт возьми, служить в нашем корпусе! А теперь, глотни-ка это!» Бывший профессор «глотнул» – и на следующий день облачился в живописную форму «санкюлотов». Он рассказывает, что «по дороге из Макона в Лион их маленькое войско останавливалось во всех кабаках по крайней мере на полчаса и мертвецки напивалось, а платило редко». И добавляет: «Имея приличный запас ассигнаций, я все время порывался заплатить, но другие уговаривали не делать этого, поскольку все окрестности кишели аристократами и друзьями священников, которые и так уже должны быть слишком счастливы от того, что бравый санкюлот пьет их вино, не сворачивая им при этом шею».

В Освобожденной Коммуне главной обязанностью батальона, где служил Лаукхард, было несение почетного караула около гильотины. Напрасно экс-профессор университета в Галле, «знаток философии» и уважаемый писатель намекал, что хочет избежать сей неожиданной обязанности. – «Настоящий друг простых людей не может не получать истинного удовольствия видя, как льется кровь аристократов!» – отвечали ему и его начальники и его товарищи; и в конце концов он и впрямь стал получать при виде этого зрелища определенное удовольствие. «К тому же, в Лионе все говорили об отрезании голов, словно речь идет о колке орехов. Не утруждая себя никаким следствием, полагали достаточным для вынесения человеку смертного приговора и того, чтобы обвиняемый являлся дворянином или священником. Гильотина не могла работать очень быстро, приговоренных доканчивали ружейными выстрелами; тех, кто не умирал сразу, санкюлоты добивали саблей или штыком. Но все казни, совершаемые в Лионе с помощью гильотины или расстрелов – хотя их было много – не были способны утолить жажду мести и ярость моих товарищей. Ибо они считали, что могут положиться на декрет Конвента, в соответствии с которым весь город должен был быть сожжен и отдан на разграбление, а поскольку это ожидаемое событие не наступало, их негодование без конца выражалось во все более усиливающемся ропоте.»