Ненависть любви - [18]

XVIII

— Я с самого начала понял, кто преступник, — заявил комиссар, доверительно придвинувшись и вглядываясь в нас, как будто мы маячили где-то у линии горизонта. — Осмотр гостиницы и опрос свидетелей подтвердили мои подозрения.

Я чувствовал, что готов ему поверить. Запутанные преступления — прерогатива литературы; реальность всегда проще (вспомните Петрония с его пиратами в цепях на берегу). Кроме того, Аубри предположительно имел некоторый опыт в этих делах. В романах (возвращаясь к литературе) полицейские — вечно ошибающиеся недотепы. На самом деле они еще хуже, и если не всегда прокалываются, так только потому, что преступление, как и сумасшествие, есть продукт упрощения и несовершенства.

— Сеньоры, — не очень внятно проговорил доктор Монтес, — вы позволите тост?

— За что? — спросил комиссар.

— За чудесные откровения, которые мы сейчас услышим.

Меня втайне очень развеселил ответ доктора. А какой еще реакции ждать от наблюдателя, вынужденного выслушивать пьяные глупости?

Комиссар продолжал:

— Начнем с мотивов. Насколько нам известно, у двух человек есть мотивы для совершения этого преступления.

— Говоря «насколько нам известно», — сказал пьяница, скорее просто воспользовавшись возможностью вмешаться в разговор, чем руководствуясь логикой, — вы тем самым признаёте, что может быть нечто, чего мы не знаем и что разрушит все ваши построения.

— Что до мотивов, повторяю: есть два человека, заслуживающие внимания, — продолжал комиссар, будто не слыша дерзости Монтеса, — сеньорита, сестра жертвы, и сеньор Атуэль.

Я растерялся. С этого момента, признаюсь, мне приходилось делать над собой усилие, чтобы следить за объяснениями Аубри. В моем воображении, как в кинофильме, одни сцены сменяли другие, но в обратном порядке: первая — мой недавний разговор с Эмилией, последняя — эпизод на пляже; интерпретация тоже изменилась: теперь во всех этих ссорах двух сестер хорошей выходила Эмилия. Я подумал о Мэри и о том, каким запутанным курсом часто следуют по жизни люди и какие случаются колебания и повороты даже после смерти… Потом я подумал об Эмилии и спросил себя, уж не влюбился ли я в нее.

Объяснения Аубри явно выдавали желание покрасоваться несколько преувеличенным профессионализмом. Попытаюсь передать его монолог почти дословно.

— Расклассифицируем мотивы на перманентные и окказиональные, — строго изрек он. — В данном случае первые — экономического характера, а вторые — из области страстей. Смерть эта выгодна сеньорите Эмилии Гутьеррес и сеньору Атуэлю. Сеньорита Эмилия — наследница сестры. Она получит драгоценности, которые без преувеличения можно назвать бесценными. А если я правильно информирован, жених и невеста до сих пор откладывали свадьбу из-за финансовых затруднений. Таким образом, сеньор Атуэль, вступая в этот брак, тоже выигрывает от смерти Мэри. «Чувствительные» мотивы касаются тех же двоих. Факт доказанный, что покойная крутила любовь с женихом сеньориты Эмилии. Вот вам и ревность — катализатор трагедии. Женская ревность. Тем хуже для Эмилии! Но связь между женихом и жертвой следует рассматривать как закваску для бурной страсти, что заставляет подозревать и Атуэля. Теперь перейдем к окказиональным мотивам. Последние ссоры между сеньоритами происходят без непосредственного участия жениха. Очень неудачно для сеньориты Эмилии! И наконец, перейдем от мотивов к самому происшествию. Сразу отбрасываем Атуэля. В момент смерти его не было в доме. Он проживает в отеле «Нуэво Остенде». Сестры занимают смежные комнаты в нашей гостинице. Как вы, вероятно, помните, в ту роковую ночь сеньорита Эмилия спускается к себе в комнату одна. Потом она подмешивает стрихнин в шоколад Мэри; ждет, пока яд подействует; ликвидирует чашку (возможно, выкидывает в окно; когда буря кончится, надо расчистить это место от песка). Вывод: сеньорите не отвертеться, если только ей не поможет сам дьявол.

Я заметил ряд несообразностей в этом логическом построении, но был слишком расстроен и подавлен, чтобы привести их, И все же я попытался протестовать:

— Ваше объяснение психологически неверно. Вы напоминаете мне тех романистов, которые, сосредоточась на действии, совершенно пренебрегают характерами персонажей. Не забывайте, что без учета человеческого фактора не создать нетленного произведения. Вы когда-нибудь задумывались о характере Эмилии? Я отказываюсь верить, что такая здоровая и полноценная девушка (единственная ее «ненормальность» — то, что она рыжая) способна на преступление.

Хватит с меня притворства. Пусть эмоциональная импровизация придет на смену сухой логике!

Комиссар возразил:

— Виктор Гюго ответил бы вам: «Страсти превращают пальцы женщины в клещи. Девочка от страха способна вонзить свои розовые ноготки в железо».

Доктор Монтес, по всей вероятности, очнулся от своей летаргии.

— Не будь я так пьян, я бы сказал, что все ваши умозаключения основаны на догадках, — задиристо заявил он комиссару. — У вас нет ни одного доказательства.

— Это меня не тревожит, — ответил Аубри. — У меня будут все доказательства, какие надо, когда мы допросим сеньориту Эмилию в комиссариате.