Ненаследный сын императора. Часть 1 - [68]

Увидев мое лицо, наливающееся краской ярости, она поспешно замахала руками:

— Успокойся, это я неудачно пошутила! Да и потом, вряд ли кто-то из твоих сторонников мог бы предположить, что в такой ситуации ты станешь рисковать своей жизнью ради других… Да и вообще, слишком велик был риск, что ты и сам можешь погибнуть.

Что касается виновника — говорят, что видели человека, бросившего тот боевой артефакт в кофейню. Более того, есть свидетели, найденные дознавателями Тайной канцелярии, что утверждают, будто его сразу же скрутили и потащили куда-то в проулок какие-то неприметные господа. Но в той неразберихе никто не сумел запомнить ни самого бомбиста, ни тех, кто его повязал.

Светлана развела руками.

— Предположений высказывают много — и что это происки анархистов, решивших уничтожить представителя правящего рода, и что это месть родственников графа Беркли тебе, и что это дело рук Владимира, решившего убрать соперника в борьбе за трон.

— А что думаешь ты? — резко спросил я. Убедившись, что девушка отличается не только миловидностью, но и острым умом, я хотел узнать, какая из версий ей кажется более вероятной.

Она задумчиво покачала головой.

— Слишком мало нам известно, чтобы делать выводы. То, что взрыв произошел именно в тот день, когда там был ты — не простая случайность, это несомненно. Если бы ты решил посетить эту кофейню инкогнито, отправившись на менее приметном экипаже, не окружённом несколькими десятками гвардейцев — можно было бы вычислить, кто знал об этом, кто мог организовать покушение… А так — пол Петербурга могли видеть, как ты едешь по городу, проследить за вами было несложно. Одно могу сказать определенно — я не думаю, что это был Владимир…

Я изумленно глянул на неё. Сам-то я считал, что это наиболее вероятная версия. Да и допустить саму мысль, что, кроме наследника, я обзавелся ещё одним безжалостным врагом, было страшно.

— Понимаешь, я видела, как ему сообщили о происшедшем. Удивление, что мелькнуло в его глазах, было неподдельным. Да и не его это стиль, я уверена, что сейчас его заветное желание — убить тебя лично, видеть, как жизнь по капле покидает тебя…

Переглянувшись, мы задумчиво замолчали. Я размышлял о том, что некоторые ответы на мучающие меня вопросы я смогу получить уже завтра. Терзало меня смутное подозрение, кем были эти неприметные господа… Ну что ж, не зря говорят, что утро вечера мудренее. Какие мысли крутились в очаровательной головке Светланы, я не знал. Но она сумела меня удивить, когда нерешительно спросила:

— Алексей… Ты позволишь мне сегодня остаться с тобой?

Разве мог я ей в этом отказать? Обнимая в темноте её нежное, податливое тело, я обрёл немного душевного покоя, пусть всего лишь на эту ночь…

* * *

Проснувшись утром, я обнаружил, что девушка уже успела ускользнуть. О том, что ночь я провёл не один, напоминал лишь сладкий аромат её духов, оставшийся на подушке.

Поспешно вскочив с кровати, я бросился умываться, впопыхах выпил чаю, и вышел узнать, не было ли каких известий от князя Тараканова. Ответа на мое письмо пока никто не доставлял.

Тренировка с Черкасским прошла без особых эксцессов, ограничения пока никто не отменял, поэтому я снова погружался в свой внутренний мир, отрабатывая взаимодействие со своим источником. Но мысли, одолевавшие меня, не давали выполнить все так, как требовал Олег Гаврилович. Поэтому сегодня расстались мы после занятий, глубоко недовольные друг другом. Мне казалось, что он излишне ко мне придирается, ему — что я недостаточно усерден.

Вернувшись к себе, я увидел в приемной человека, одетого в ливрею с символами рода Таракановых. С глубоким поклоном он передал мне записку от Валентина Михайловича, сказав:

— Велено вручить лично в руки… Ответ будет?

Я развернул листок, на котором была лишь одна фраза: «Ждем к обеду»…

— Передай, что буду.

Я лихорадочно кинулся к гардеробу, зарывшись в ворох вещей. После наглядного урока, преподанного мне сестрами, я осознал, насколько важен внешний вид. Поэтому весьма придирчиво выбирал костюм для сегодняшней встречи. После долгих раздумий выбрал тёмно-синий строгий мундир со стоячим воротничком. Сам по себе он казался лаконичным до простоты, но дорогая ткань и то, что он идеально сидел на фигуре, создавали очень выгодное впечатление. Дополнив наряд черными брюками, я счел, что готов ко всему. И велел закладывать экипаж.

Сначала мелькнула мысль заехать по пути к Нарышкиным. Но я ее отбросил. Времени до обеда у Таракановых оставалось мало, а брать Дарью и Ивана с собой я не мог. Предстоящий разговор с английским дипломатом должен был произойти с глазу на глаз. Решив, что посещу друзей уже после, я отправился в путь.

Всю дорогу я мысленно репетировал свою речь, обращенную к графу. Злился, чувствуя, что никак не могу выразить свои мысли правильно, так чтобы не оставалось никаких недомолвок. Снова и снова прокручивая фразы в голове, я и не заметил, как прибыл к особняку Таракановых.

Сегодня за столом присутствовали только я, сам Валентин Михайлович с Петром, и граф Дарем. Напряжение, царившее во время обеда, было таким плотным и осязаемым, что его, казалось, можно потрогать руками. Несмотря на изобилие пищи, я не мог с уверенностью сказать — было ли вкусно… Каждый кусок, который я усилием воли пропихивал в горло, казался картонным. Наконец, эта пытка кончилась. Хозяин дома учтиво пригласил меня и графа пройти в кабинет. Я вскочил, чувствуя, как в голове образовалась гулкая пустота, и даже те корявые фразы, что так мне не нравились по пути сюда, без следа исчезли… Заметив мое смятение, Валентин Михайлович ободряюще мне улыбнулся. Налив нам в крохотные рюмочки темную жидкость, пахнущую травами, из пузатого графинчика, он поднял свою и произнёс: