Ненаследный сын императора. Часть 1 - [29]

— Ничего. Он. Со мной. Не сделал! И просто за одно намерение, за одну мысль, что он посмел допустить в отношении меня — я отомстил! И плевать мне, как это отразится на наших отношениях с Англией! Если надо — я готов лично предстать перед королевой Великобритании и потребовать её извинений за своего вассала, который оскорбил меня!

Император с минуту сверлил меня пронзительным взглядом, я не отводил своего, гордо вскинув голову. Затем он заметно расслабился и в его глазах промелькнуло одобрение.

— С этим не поспоришь. Тот разгром, что ты учинил в посольстве — это нечто! По уверениям лекарей, осматривавших тебя, уровень твоего дара резко скакнул вверх. Такой способ развития, конечно, экстремален, но… Даже в плохом нужно искать плюсы.

Что касается отношений с Англией — проблемы, естественно, возникли. Гибель посла — событие грандиозного масштаба…

Я прервал отца:

— Гибель? Это я его? Я помню, что вышвырнул его в окно, но, вроде он был жив…

— Нет, падение он пережил. А вот недовольства простого люда — нет. Понимаешь, оказалось, что этот развратник успел отметиться в столице. Несколько юношей из простолюдинов, обративших на себя внимание этого европейца своими внешними данными, попали в его сети. Посулами, богатыми подарками он заманивал их к себе, а затем… Ну, ты понимаешь.

Император смущенно отвел взгляд.

— И когда из ворот особняка вынесли тебя — едва прикрытого, без сознания — чаша терпения переполнилась. В тебе признали цесаревича, да это и неудивительно, экипаж с императорским гербом, гвардейцы… Толпа вломилась в резиденцию графа, всех, кто из иностранцев оставался на тот момент в живых — буквально разорвали… А граф…

Отец помолчал, словно не решаясь продолжать, затем поморщился, и все же закончил рассказ:

— С ним покончили особо жестоким образом. Избили, вываляли в смоле и перьях, затем посадили на кол. И в таком виде выставили у особняка, оставив умирать в жутких мучениях. Варварство, дикость! Но он сам навлёк на себя эту кару.

Понимая, что подобное происшествие вызовет ажиотаж в политических кругах всех стран, мы с Сергеем Ивановичем Долгоруким спешно подготовили дипломатическую ноту, которую отправили в Великобританию. В ней мы выразили всю глубину нашего гнева по поводу того, что пост посла могущественной державы занял подобный человек, по чьей вине жизнь и здоровье цесаревича рода Романовых оказались под угрозой. Присутствовал и намек, что за покушение на особу императорского рода мы можем объявить войну Англии… Конечно, это крайняя мера, и до этого, скорее всего, не дойдет. Думаю, — усмехнулся он, — в твоих измышлениях по поводу извинений королевы есть доля истины! Сейчас появилась отличная возможность достичь значительных уступок со стороны Англии в торговых и политических соглашениях. Чтобы замять этот конфликт, где они выглядят довольно неприглядно, им придется пойти на многие уступки. Кроме того, мы отслеживаем и реакцию других стран на происходящее, это отличный повод проверить, кто является нашим союзником на мировой арене, кто колеблется. В общем, основа любой политики — умение повернуть любое событие так, чтобы извлечь максимум пользы. Чем сейчас мы и занимаемся.

Твоя же основная задача — восстановить здоровье и вплотную заняться тренировками. Твой дар требует особого подхода, видел бы ты, что тут творилось, когда ты в бреду все пытался сражаться! Пришлось даже использовать артефакты-подавители.

Ну а теперь мне пора, а тебя ждет ещё одно испытание…

Я с опаской вопросительно взглянул на него. Отец рассмеялся:

— Там под твоими дверьми уже собралась толпа желающих пообщаться с тобой и убедиться, что ты жив и относительно здоров. Держись!

Он встал, сочувственно мне улыбнулся и вышел.

За дверьми слышалась какая-то возня, прорывались чьи-то возмущенные восклицания. Наконец, двери распахнулись, и в комнату влетела самая колоритная пара из всех, когда-либо виденных мною. Хрупкая, миниатюрная императрица смотрелась особенно изящно на фоне мощной, высокой фигуры канцлера Российской империи, князя Владимира Алексеевича Громова. Продолжая на ходу спор, который они вели, судя по всему, задолго до того, как войти в мои покои, мои посетители и не думали соблюдать прописанные лекарями покой и тишину.

— Да, Владимир Алексеевич, именно вы виноваты в том, что мой сын находится в таком плачевном состоянии! — Софья Андреевна кипела от возмущения, высказывая свои обвинения, она привставала на цыпочки, чтобы смотреть прямо в глаза оппоненту.

— Да помилуйте, Ваше Величество, — устало возражал Громов, — я тут ни сном, ни духом…

— А должны были! Должны были быть в курсе того, что происходит в стенах посольства! Должны были знать, какую змею пригрела на груди империя! Должны были обезопасить цесаревича! А вы… Вы!

Императрица, переводя дух, обвиняюще ткнула пальцем в канцлера.

— И сейчас вы явились сюда, чтобы учинить допрос моему бедному, настрадавшемуся мальчику!

Я тихонько откашлялся, привлекая к себе внимание.

— Прошу простить меня, маменька, но я вполне в силах ответить на все вопросы, интересующие Владимира Алексеевича…

И тут же пожалел, что переключил внимание тайфуна по имени Софья на себя.