Ненаглядный призрак - [7]

– Вы, может, даже не поверите. Я за вашим отцом бегала восемь лет. Восемь лет, пока он на мне не женился! А всё почему? Потому что он у вас настоящий изумрудик!..

Не знаю, зачем ей нужно было так откровенничать со мной, зелёным юнцом, и моей младшей сестрой, совсем девочкой. Сейчас мне кажется, что она неосознанно искала у нас защиты от его нелюбви. Хотя какая тут может быть защита, если человек равнодушен к тебе?

Одного лишь объяснения про «изумрудик» Людмиле показалось недостаточно. Ей не терпелось сообщить нам с сестрой ещё одну подробность, которая на исходе восьми лет беганья за отцом лишала её покоя.

Это случилось уже после операции, когда отец на короткое время вернулся из больницы домой. Он не жаловался Людмиле на самочувствие, но иногда по ночам во сне бредил. Она лежала рядом и слушала его невольные откровения, боясь узнать что-то плохое. Вот и узнала. Однажды в бреду отец очень отчётливо и громко выговорил имя бывшей, покинутой жены. Даже несколько раз позвал: «Лида, Лида!»

Под утро Людмила не сдержалась и в сердцах отчитала его: «Как же так? Лежишь тут в постели с одной женщиной, а во сне зовёшь другую?» Отец оставил её претензию без ответа. И теперь она терзала нас с сестрой бессмысленными грустными вопросами. Мы опустили глаза, как бы сожалея об отцовской бестактности. Уместных слов на эту тему у нас тоже не нашлось.

Людмила сказала мне, чтобы я забрал вещи отца, какие захочу. Я взял старый полевой бинокль с шестикратным увеличением и большую готовальню с чёрным бархатным нутром – только то, что он увёз когда-то из нашего дома.

Через полтора месяца она пришлёт мне две посылки. В пыльных холщовых мешках, исписанных химическим карандашом, уместятся поношенный отцовский полушубок из овчины, стопка альбомов европейской живописи и тринадцать разрозненных томов Большой медицинской энциклопедии.

Держа в руках эти вещи, я вспомнил, что, когда отец вёл меня, ещё маленького, по улице, он давал мне два пальца правой руки, чтобы я за них держался. А когда мы с ним виделись в последний раз, на прощанье мы ни разу не коснулись друг друга и не обнялись.

Обниматься у нас с отцом было не принято.

На вопрос мамы «Как он там жил?» я зачем-то стал рассказывать то, что узнал от сотрудника отца по Энергетическому институту: в нерабочее время они вдвоём спускались в институтский подвал – экспериментировали там с шаровой молнией, которую создавали собственноручно.

Потом я не сдержался и почти дословно пересказал услышанное от Людмилы, как отец во сне произносил мамино имя: «Лида, Лида!»

И на шаровую молнию, и на этот ночной отцовский оклик она ответила молча, без единого слова, – только внятно кивнула.

Кто-нибудь должен по тебе тосковать.

Девочки с ушками

Рождественский рассказ

1

Девочка Арина сидела без работы и смотрела телевизор.

До этого она служила медсестрой в ведомственной поликлинике. Но там закрыли процедурный кабинет, потом закрыли поликлинику, а немного погодя – и само ведомство.

Среди того, что показывали по телевизору, сильнее всего Арину трогала и волновала реклама красоты. Наполнит вашу кожу сиянием и блеском на 24 часа. Увеличит на 40 процентов объём и привлекательность ресниц. Вы этого достойны. Побалуйте себя.

Арина жила в небольшом городе областного значения, довольно скучном, зато без толкотни. Чего там явно не хватало – это блеска и сияния. Хотя было всё же одно блистательное место, точка соблазна и притяжения, свой маленький Париж на проспекте Ленина – сетевой магазин французской косметики «Грив Туше».

Там обитали настоящие феи, в их обязанности входило брызгаться духами и туалетной водой и делать хоть каждый день новый макияж. Не говоря уже об ослепительных улыбках в присутствии достойных людей. Сами понимаете, вот же она, работа мечты.

Когда в магазине появлялась вакансия продавщицы, на неё слетались до пятнадцати претенденток за неделю. Поначалу от них требовали высшего образования, а позже махнули рукой – ладно, лишь бы грамотная речь. Плюс миловидность, приветливость, управляемость и, боже упаси, никаких явных лидерских свойств.

Не каждая безработная медсестра посмела бы даже приблизиться к парижским красотам, но Арина посмела – и её неожиданно взяли. Это случилось осенью, в самую слякоть и непогоду, а потом весь ноябрь новенькую обучали интересным и приятным вещам.

Неприятные вещи она вскоре освоила сама. За свою двенадцатичасовую рабочую смену фея не могла присесть: в торговом зале сидеть было запрещено, даже стул там поставить нельзя.

Нельзя было съесть на обед что-нибудь такое, чем от тебя будет пахнуть.

Нельзя носить с собой мобильный телефон, даже если дома у тебя ребенок со слепоглухонемой бабушкой или совсем один.

Нельзя иметь неидеальный маникюр, слишком свободную причёску и грустное лицо. Колготки и туфли должны быть тоже идеальными, даже если не платят зарплату. Ну, не то чтобы её совсем не платят. Не дают аванс. Никаких больничных и отпускных – это само собой. Зарплату могут задержать. Позже, конечно, отдадут в укромном конверте – после того как вычтут недостачу за какие-то общие грехи.

Самый простой общий грех заключался в том, что все девочки-феи потихоньку начинали тырить. Все до одной. Их, во-первых, смущали лазейки, а во-вторых, мучило ощущение, что им постоянно недоплачивают. Девочки притыривали подарки, предназначенные для покупателей, флаконы-тестеры и товары, которые можно было списать. Сначала – застенчиво, бледнея, потея от страха. Потом – азартней и веселей.