Немота - [63]

В конце декабря задумал признаться в своих страданиях. Как раз близился новогодний дискач — охереннее расклада не придумать. Хотелось сделать это романтично, поэтому купил ёлочную игрушку, расшитую бисером, обернул в подарочную фольгу, дней пять готовился: думал, как сказать, что сказать. Загоны тащились прицепом, а навык общения с женским полом теплился между нулём и минус единицей, я понимал, насколько робок и зажат. Пикаперские штучки не были мне знакомы, соответственно, решил сказать без выебонов. Как есть. Рассчитывал ли на взаимность? Если прям по-честному, то надежда размером с гранулу всё же имелась. Зачем-то, безостановочно рассуждал тогда, она ведь подсела ко мне. Зачем-то проявила участие, наплевав на то, что благожелательное отношение в мой адрес могло оттяпать расположение друзьяшек. Позже-то я узнал, чем её умная головёнка руководствовалась, но в те месяцы плющило так, что чёрный цвет стал белым — иллюзии, конечно, растворившиеся уже скоро, как порошок в воде.

В намеченный день пришёл в школу в джинсовой рубашке, доставшейся от двоюродного брата, в его же моднючих, пусть и оттянутых на коленках джинсах — типа, подготовился. Девчонки, включая Ульяну, с утра вели ёлки у мелких, от уроков их отпросили, что сыграло мне не на руку, поскольку, глядя на её пустующий стул, я весь извёлся, томясь, как переваренный овощ в кастрюле. Перенервничал, вспотел. Собрался уже передумать, но как назло, бродя на перемене по коридору, увидел в библиотеке, как она брызгает шевелюру лаком, пританцовывая и напевая новогодний хит «Дискотеки Аварии». В костюме снегурочки с пушистым воротником, на каблуках, накрашенная дымчатыми тенями — сказочно красивая, двумя словами. На пару секунд наши взгляды пересеклись, и мне вдруг показалось, просто показалось, что она смотрит на меня не так, как раньше. Я покраснел, мигом развернулся и двинул вниз по лестнице, но с чего-то решил, что эта мизансцена — знак того, что отступать нельзя.

После шестого урока нас распустили. Дискотека намечалась вечером, поэтому часа четыре я слонялся по улице, скурив пачку мерзотных сигарет под имевшиеся на телефоне треки Эминема. В висках поднывало. Были мысли ёбнуть градуса для храбрости, но в горло ни еда, ни бухло не лезли. Удручающая хрень, осадившая настолько, что плакать хотелось. Квашеный водянистый помидор — не иначе. Может, нужно было послать всё это, прийти домой и завалиться спать, однако я припёрся в школу, придумывая, где и как выцепить Ульяну, чтоб миновать посторонних глаз.

Дискач был в разгаре. Типичное сборище полоумных недорослей в красе вожделенного опьянения. Кто-то обжимался, кто-то дрыгался под Питбуля, демонстрируя новый шмот. Находиться сычом по ту сторону движа пиздец как одиноко. В эпицентре зала мерцает ёлка, атмосфера объята разносортной смесью дезодоров, а ты мнёшься, как вылезший в цветнике сорняк, не вписываясь в динамичное пекло всеобщей веселухи. Ульяна тусовалась в компании одноклеточных подружаек и липких мудаков, чуть ли не каждый из которых идиотски подбивал к ней клинья, пытаясь вытащить на медляк. Ясно было, что уловить момент для разговора в стенах школы не представится. Надев куртку, я вышел на улицу, гадая, как быть. Ждать её на крыльце провально. Ну, выйдет она с толпой придурков, и что? Попросить её отойти? Ещё провальнее. Прилюдно выставить себя большим лохом, чем я уже был — так себе перспектива. Оставалось встретить её у подъезда дома. Благо, жили мы по соседству, а адрес она с началки не меняла. Это давало нехилое преимущество. Я, дебил, так обрадовался озарению, что от облегчения пошёл и купил в ларьке беляш на найденную в кармане мелочь. Пожирнее, как полагается. Умял за пару минут, запил лимонадом.

Желудок скрутило уже скоро. Беспокойное ожидание сопровождалось болючими рвотными спазмами и мокрым снегом, неупорядоченно сыплящим творожным зерном. По-хорошему надо было б уйти, но я дал себе слово. На что рассчитывал — хз. Вызов страхам? Вызов судьбе? Облом-то был очевиден.

Когда её серебристый пуховик замаячил за поворотом, очко нехило сжалось. Идти на попятную было поздно. Хотя, думаю, не поднимись я со скамьи, она бы прошла модельной походкой в подъезд, и не глянув в мою сторону. Но я поднялся, вынул из рюкзака подарок. Ноги подкашивались, голос просел, живот пучило. Отличный момент. Что было далее, вспоминать тошно. Она без удивления, с отвращением выслушала меня, затем ухмыльнулась и сказала всего две фразы, обжёгшие по самые гланды: «Ты себя-то со стороны видел? Прыщи вылечи сначала, потом, может, и поговорим». Игрушку не взяла. Я минут десять стоял, как контуженный, затем бросил в сугроб этот жалкий подарок и по-свински проблевался. Унижение захлестнуло сполна, нарастая по мере осознания произошедшего. Да, она была права. Куда я лез? Уродец с социального дна. Калека, будущее которому сулило либо спиться, либо суициднуться. Грязь под ногтями таких, как все те, до кого мне не дотянуться. Только вот у них и грязи не бывает. Они другие. Едят бутеры с икрой на завтрак, моются по два раза в день, соблюдают режим. Буржуазная элита, чё. Ненависть к себе придавливала цинковым пластом. Почему именно я? Почему именно со мной творилась вся эта непрекращавшаяся хуйня?