Немота - [58]

17

Последующие дни я работал: разгрёб залежавшиеся заказы, почистил рабочий комп, сделал заявки. В свободные часы читал Сартра, смотрел на повторе «Внутреннюю империю» Дэвида Линча, но чем бы ни занимался, мозг не переставал генерировать вырванные из контекста страницы, в которых непрестанно мелькал образ Влады. Это походило на маниакальный синдром, на въевшуюся и затвердевшую в волосах жвачку. Вспоминались события последних встреч, съёмочные моменты, первый разговор в баре. Понимая, что так просто эта история меня не отпустит, в субботу, незадолго до окончания смены, осмелился переломить себя, кинув сообщение.

Привет. Как настрой относительно

фильма? Может, доснимем? Жаль

морозить проект

Глеб, 21:14

Ответ пришёл часа через два:

Привет. Не уверена, что готова.

Сложно будет

Влада, 23:08

Предлагаю попробовать, а не пойдёт -

закончим. Кроме сцен в лесу, осталось

что-то?

Глеб, 23:10

Сцена в ванне. Действительно хочешь?

Влада, 23:12

Не хотел бы — не предложил

Глеб, 23:13

Ладно, давай попробуем.

Когда ты сможешь прийти?

Влада, 23:17

Завтра. Послезавтра. Могу подстроиться

в другой день после работы

Глеб, 23:18

Тогда завтра часов в семь, ок?

Влада, 23:21

Ок

Глеб, 23:22

Уснув взбудораженным, весь день воскресенья я провёл в нервозном ожидании вечера, роптая на черепашье течение времени. Перед выходом помылся, побрился. Удостоверился, не отменила ли Влада договорённость, и, выпив кружку зелёного чая с сахаром, к половине седьмого вышел из дома. Голова рисовала два ожидаемых сценария: или бесстрастные, но продуктивные съёмки в атмосфере официоза, или всплеск эмоций и разговор, в котором я до чёрта нуждался. Вышло же ни так и ни эдак.

Войдя в квартиру с двойственными ощущениями, сдержанно поздоровался, разулся, повесил ветровку, после чего прошёл за Владой в гостиную. Несмотря на всё, меня продолжало тянуть к ней. Возможно, отныне с ещё большей силой — запахи, цвета, чувства — вся сенсорика обострилась. Без сопроводительных слов она взяла из комнаты штатив, камеру и пока занималась установкой оборудования в ванной, я молча сидел на диване, рассматривая психоделические узоры ковра. Как вести себя? Сделать шаг навстречу или сохранить мнимый нейтралитет? Поговорить она не порывалась. Элементарная самозащита или искреннее сожаление о том, что позволила себе открыться? Не зная, что думать, я не подгонял события — попробуем снять, а там по ходу действия видно будет. Ход действия, однако, выстроился таким образом, что телега, груженая булыжниками загонов, поехала по непредусмотренному маршруту, рассыпая по пути содержимое.

— Ты ведь взял запасные джинсы? — холодно уточнила Влада, вернувшись в гостиную.

— Взял. Что делать?

— Лечь в ванну, курить, уйти с головой под воду, снова курить. Сцена задумывалась как финальная в фильме, поэтому нужно максимум боли на лице. Боли, бессилия. Ну и слёзы, если ты помнишь.

— Ладно.

Сказать: «Ладно» — не то же самое, что выполнить обещанное.

Сняв футболку и носки, с сигаретой в зубах я залез в набранную ванну, кивнув на вопрос Влады о том, нужна ли музыка.

Заплетя дреды в косу, она сходила за портативной колонкой, включив вскоре ранний альбом «Placebo». Под них в первый вечер я непроизвольно прослезился, но в напряжении проблематично добиться критически ветошного состояния — это я понимал. Попробовать выдавить? Сыграть? Иного не оставалось, и, конечно, всё было мимо. Или, выражаясь без высокопарных сантиментов — съёмки фильма попросту пошли по пизде.

Когда на камере загорелся красный огонёк, я закурил. Выкурил одну сигарету, вторую, третью. Раскрепоститься, приспустить тиски зажимов не выходило. Так как свет бил не из прожектора, а тёк из потолочной лампы, обозначив силуэт стоявшей в метре от меня Влады, сконцентрирован я был не на задачах и образе лирического героя, а на размышлениях о её осунувшемся лице, о царапине на лбу, о мутных глазах с пепельными тенями под слегка вздувшимися веками. Что это? Плакала? Пила? Не выспалась? Почему так отчуждена? Почему мы ведём себя, как детсадовцы, застуканные родителями за непристойностями? Будь она лояльнее, я бы решился начать разговор, но кроме возмущения и неприязни, хрен в мою сторону дул. Это жахнуло ответным негативом.

— Может, мне выйти? Настроишься, — произнесла она, видя безрезультатность процесса.

— Давай.

Оставшись наедине, я закурил снова. Бесполезно. Какой там образ. Омертвелое тело, пнём помещённое в воду. И музыка не спасала положение. Я лежал, дымил, рассматривая зубную щётку на раковине, тюбик крема, отражавшуюся в пыльном зеркале дверь. Вода тем временем остывала, пуская по коже гусиный озноб.

— Ну как? — спросила Влада, вернувшись минут через двадцать.

— Да никак, — отрезал я тем же тоном. — Не выходит.

— Зачем ты предложил снимать, если сам не готов?

— Затем, что жаль гробить интересную идею. Как я и писал.

— А лёжа водорослем в ванне, ты, типа, спасаешь её?

— Слушай, я хотя бы не забил, а мог бы.

— Так и забей. Я не умоляла приходить сюда, истязая себя танталовыми муками. Только хуже сделал.

— Издеваешься?

— Не издеваюсь. Мне этот фильм не нужен, не хочу продолжать съёмки. Нет ни сил, ни мотивации тащить то, что по факту не имеет смысла. Не до этого теперь. Излишне энергозатратно и нерезонно.