Немота - [56]

— Почему сюда? — задал я вопрос, не снимая ветровки.

— Тут шикарно готовят, плюс у меня пунктик на 90-х.

— Типа, модно?

— Типа, ностальгия, детство, все дела.

— Такие отрадные воспоминания?

— Отрадные, утопичные. Не скажу, что ностальгирую по всему детству, но по лету у родственников в деревне — ещё как.

— Сельские сентиментальности?

— Да.

— Например?

— Кислый вкус щавеля, Волга, аромат пионов и яблок под окнами, чай с земляничным вареньем во дворе под раскаты грома. Ребёнком завидовала одноклассникам, которых возили в Сочи или в Турцию, а с возрастом осознала, что мне повезло. Никогда после не испытывала идентичных эмоций.

— Ты из Поволжья?

— Ну да. Из Самарской области.

— Я из Ульяновской.

— Вау. Не подумала бы.

— Почему?

— Не производишь впечатление человека из такой глубинки. Тут далеко не каждый знает, что такая есть вообще.

— О чём ты мечтала в детстве? — спросил я, дабы поддержать диалог.

— Какие-то мини-мечты или прям мечта-мечта?

— Начнём с мини.

— Мечтала о пухлой коллекции наклеек с Наталией Орейро.

Я невольно улыбнулся. Отчего я перестал видеть в ней гусеницу?

— «Дикий ангел»?

— Ну да. Весь мир в то время по нему умирал. Мы с подругами копили вырезки из журналов, плакаты, значки, перезаписывали друг у друга кассеты с саундтреками, покупали красные бейсболки. Родители не баловали карманными деньгами, поэтому приходилось чем-то жертвовать, меняться. У нас во дворе даже расценки имелись: один постер равнялся трём листам наклеек, а один значок — пяти закладкам. Однажды в результате откладываний сумела купить ко дню рождения видеокассеты с сериалом. От счастья щёки трескались. Качество, правда, было дерьмовое — запись с перезаписи.

— Похожее безумие мне помнится с выходом «Наруто» по «Jetix». Но это позже уже — годам к одиннадцати.

— Косил под Саске?

— Не, под Орочимару. Мне антагонисты импонировали. В нашей дыре популярность аниме пришла в массы поздно, на тот момент не было мерча, удовлетворяли фанатизм извращёнными способами. А те, кого предки на каникулах катали по крупным городам, ценились на вес золота. Так я лет в тринадцать приобрёл по тройной стоимости блокнот «Death Note» — предел мечтаний был среди наших.

— Мило, — улыбнулась Оля, поблагодарив официантку.

— А что насчёт глобальной мечты?

— Сколько помню себя до старших классов — всегда хотела скорее повзрослеть и стать похожей на старшую двоюродную сестру.

— Авторитет?

— Да.

— Что, такая особенная?

— Для меня была особенной.

— Чем же?

— Отлично училась, с людьми легко ладила, имела идеальную внешность, клёвых друзей. Про таких всегда с гордостью рассказывают знакомым, упоминают на семейных посиделках, праздниках. У каждого, наверно, есть родственник, на которого делались наибольшие ставки.

— И как? Оправдалось?

— С точки зрения социума — вполне.

— А с твоей точки зрения?

— С моей — ничего примечательного. Вышла замуж за чиновника, родила, разбухла. Былую простоту наждачкой соскоблили. Огрубела, застопорилась, прохерила за пельменями и жадностью до баблоса юношеские мечты, скатившись в штампы. Естественные мутации, иначе говоря. Зато при статусе.

— Ну и зашибись же. Чё ещё бабе надо? Женские долги выполнила, пирожки фигачить научилась.

— Воистину.

— Печально, когда такое происходит.

— Издержки зрелости. Ярко помнится лето две тысячи первого. Мне тогда девять было, а Сашка школу окончила, поступила на журфак, отрезав волосы чуть ли не под ноль. Если лишнего говорю, останови.

— Не, мне любопытно. Продолжай.

— В июне, когда меня привезли, у неё парень появился. Высокий, статный, на лицо — вылитый Дима Колдун, в которого пятью годами позднее все поголовно влюблялись. Обходительными манерами за два-три приезда купил всех женщин в доме. Мне нравилось наблюдать за ним и сестрой, нравилось слушать их разговоры. Для сопли, надушенной духами «Маленькая фея», в этом была неизведанная вселенная. Фейерверк из неона, музыки «Демо» и стихов, переписанных из девчачьих дневников. Частенько мы втроём до утра зависали ночью на крыльце, ели ягоды на фоне стрекота цикад, играли в карты. Пастораль в лирическом проявлении. В середине августа отмечали Сашкин день рождения. Туса по классике: селёдка под шубой, оливьеха, курица в мазике, тосты со шпротами. Из колонок музыкального центра лились «Руки вверх», девчонки, как под копирку, явились с подкрученными плойкой чёлками, в босоножках с квадратными носами, парни — в парадных костюмах. Меня не воспринимали всерьёз — мелкая, приехавшая хер знает откуда. Весь вечер просидела на кухне, куксилась, а спектр эмоций не вмещался в детской душонке. Хотела быть такой же взрослой, раскрепощённой. Одевшись в струящееся платье под винный цвет помады, танцевать, пить шампанское. Ночью сестра и её гости ушли толпой в поселковый клуб, а я закрылась в комнате, намазалась косметикой, туфли нацепила. Думала: вот выросту, тоже буду ходить на дискотеки, носить каблуки, собирать десятки друзей. Выросла, а теперь скучаю по прошлому. Щадящему, уютному. С Сашкой давно не контачим, дом лет пять пустует — тётка с мужем перебрались в город, участок сдают в летний сезон отдыхающим. От той жизни только фотки и остались, — произнесла в довершение Оля, глотнув кофе. — Твоя очередь рассказать про детскую мечту.