Немота - [48]

Я не знал, как ответить на сказанное, поэтому потушил сигарету и крепче прижал Владу к себе. Той ночью она попросила меня остаться. Вымыв посуду от съеденных с овощами спагетти, мы на пару почистили зубы, включили в гостиной «Клеймо на мозге» Гая Мэддина и, не раздеваясь, устроились на диване. К середине фильма Влада уснула. Дыхание сделалось размеренным, тонкое тело обмякло, как подтаявшая нуга. Закрыв ноут, я осторожно коснулся контуров чистого лица, плавно проведя пальцем по выразительной линии обветренных губ, кончику идеального носа. Это нутро было исполосовано такими заковыристыми лабиринтами, по которым блуждать самостоятельно, без психотерапевта, рискованно. Что за этим стояло? Тогда у меня имелись лишь намёки. Информация, доступ к которой я получил из дневника — лишь малая часть той правды, от которой психика Влады, на скорости раскачиваясь, миллиметр за миллиметром рвалась, оставляя щетинисто торчащие нити. В должной степени мне льстило, что не кто-нибудь, а я был тем человеком, которого она впустила в свою темноту. Я был тем человеком, который гипотетически мог стать её спасателем, сделав то, чего не сделал в равнозначных обстоятельствах четыре года назад. Самонадеянно? Не то слово. Как ни отрицай, всё закономерно: не уяснил с первого раза урок, пройдёт время — жизнь подкинет второй, и так до тех пор, пока до твоей твердолобой башки не дойдёт, что ж не так ты делаешь. Или делал. Случайности не случайны. Что, в сущности, подтвердилось.

Проснулся я часов в одиннадцать. Солнце пекло, пухообразные облака повисли, как на открытке из детства. Сползя с дивана, умылся, покурил. Влада, поднялась не многим позже. Пока она умывалась, в гостиной минуты три без остановки трезвонил её телефон. Подходить любопытствовать я не стал. Может, отец? Может, мать? Мало ли — не моё дело. Вместо этого, найдя в холодильнике три яйца и молоко, замутил омлет, заварил зелёный чай с щепоткой корицы. Когда Влада, переодевшись в джинсовый сарафан, появилась на кухне, импровизированный завтрак был готов.

— Пахнет вкусно, — улыбнулась она, привычно заняв место у окна.

— Как спалось?

— Крепко. Досмотрел фильм?

— Досмотрел, — кивнул я, залив кружки кипятком. — Будоражаще, конечно. Охуительное визуальное безумие и гениальный прозаический слог.

— Да, меня тоже впечатлил первый просмотр.

— «Тайны. Тайны. Тайны». «Ярость матери. Бушует. Сохнет. Трескается». Кладу сахар в чай?

— Мне — нет.

— Окей.

— Могу спросить насчёт тайн?

— Есть ли у меня секреты?

— Да. Что-то, чего никогда никому не расскажешь?

— Ну, таких прям секретов — секретов нет. Есть то, что не хотелось бы ворошить, но я могу об этом говорить — не формат тайн.

Кивнув, Влада принялась за еду.

— А у тебя?

— Кое-что есть.

— Что-то, чего никому не расскажешь?

— Не знаю. Возможно, расскажу когда-нибудь. Отменный омлет, кстати.

— Ничего, что по-свойски тут расположился?

— Наоборот. Приятно, когда о тебе заботятся. Напомнило выходные ночёвки у отца до его женитьбы — омлет на завтрак, жареная колбаса, чай с молоком.

— Послеразводные встречи?

— Ну да. Каждая из таких была равноценна празднику. Если он не был занят, забирал меня с субботы на воскресенье к себе, покупал в гостинец «Наполеон», пакет фруктов, плитку горького шоколада обязательно, так и не узнав за двадцать лет, что я люблю белый. Видя его по утрам надухаренным, с волосами ещё влажными после душа, с трепетом думала, какой эталонный, непогрешимый у меня отец. Он уединялся на кухне, скуривая по две-три сигареты за раз. Помесь запахов из табака и геля для бритья, курящие парни и «Наполеон» — теперь мой краш. Не нормально?

— Почему же? Это логично. Не дурак ведь был Фрейд.

— Фрейд не дурак, а вот я, мне кажется, дура.

— Отчего же?

— Скучаю по тому времени.

— Какие у вас сейчас отношения?

— Официальные.

— Ты говорила, вы изредка видитесь?

— Раз в два месяца он заезжает сюда показать примерного родителя. Привозит чего-нибудь к чаю, пялясь на время, спрашивает, как дела, есть ли деньги, чем питаюсь — формальности, в общем. Делает это для себя любимого — как зайти в церковь свечку поставить: смысла нет, а на душе спокойнее.

— Собственное эго тешит?

— Да. Плюсик в карму. У него своя семья, своя жизнь. Театр. Ко мне не лезет, считает, что я переросший ребёнок, который не хочет взрослеть, дабы не нести ответственность. А слабых людей отец не уважает.

— Ты слабая по его меркам?

— Слабая, инфантильная.

— А он какой? По твоим.

— Когда-то был авторитетным. Никогда не могла всецело дотронуться до него. Теперь за недоступностью вижу непрошибаемого нарцисса, вся жизнь которого выстроена вокруг себя любимого. Он, как и мать, никого не слышит.

— Ты в обиде на него?

— Хотела бы сказать: «Нет», но не стану врать — да, в ещё какой обиде. Дурацкая тема для разговора за омлетом, — грустно улыбнулась она, пригубив ароматный чай.

Оставшуюся часть завтрака мы проговорили о грядущей неделе потепления, продолжении съёмок и выборе локации, колеблясь между лесопарком и Кобоной — посёлком, находящимся в двух часах езды от Питера. Влада взвешивала, понимая, что поездка экспромтом за сто километров не гарантирует беспроблемного возвращения домой, а лично меня это только подстёгивало. Чем не приключение? Я загорелся затеей, предвкушая упиться природой, вкусить свежих впечатлений, каких не хватало в монументальном Питере. Неумертвлённый романтик из прошлого прозрел и яростно требовал восполнить пробел упущенных юношеских авантюр. Не вовремя и не кстати. Однако ни в лес, ни в Кобону мы через неделю не поехали.